Форум » Я служил в войсковой части №..... » Управление и штаб 27 гв МСД, в\ч 35100(часть 5) » Ответить
Управление и штаб 27 гв МСД, в\ч 35100(часть 5)
Сергей: Управление и штаб 27 гв МСД Позывной"Калуга"
Ответов - 57, стр:
1 2 All
pavel: Владимир , на сколько я помню котлов в варочной было два и одна не большая плита , при мне вроде бы варили все в солдатской столовой не могу конечно утверждать давно это всё было . Прочитал « Жизнь налаживается « всё правильно пишешь только у меня всё это на полтора года позже только к этим песням добавилась «снег кружится , летает , летает над позёмкою кружа …. «
Владимир Мельников 3: pavel Паша, выкладываю по новой, туалет не помню как был, хотя ведь ходили и не раз, вот что странно, наверное не впечатлил, помню что было окно на лестничной клетке и я его попытался изобразить, я в него лазил в 11 вечера и готовил дедам картошку фри на кухне и через крышу прокуратуры, прикинь, сама прокуратура была нам голодающим крышей, вот каламбур получился, лазил в окно и далее в офицерскую варочную, там картошка была вкуснее. Котлы сам нарисовал, потом уж пост прочитал, помню там закуток хитрый был, ну да вспомним. А это я сегодня после работы перед домом, сзади парк молодой, домам всего 8 лет, их не видно.
Владимир Мельников 3: Кажется о нас вспомнили. Вот там на первом этаже и был кинозал в роте. О нас кажется вспомнили. Кажется действительно вспомнили, что существует новый призыв, новое пополнение, о котором так долго мечтали дембеля, мечтали за сто дней вперёд. Каждый вечер дембель, являясь в кубрик после отбоя, стал замечать некоторые перемены в своей жизни, на его подушке, заправленной белоснежной наволочкой, вдруг стали появляться жёлтые кленовые листья, листья напоминавшие осень в школе, где-то вначале октября, продлёнку, девчонок, собирающих эти красивые листы природы и мальчишек, наперебой предлагающих девчонкам свои незамысловатые услуги, как давно это было, какое прекрасное время потеряли, но откуда тут могут быть девчонки, продлёнка, осенние листы природы? Откуда, откуда? От молодого верблюда или как его там, слона, у нас мамонта, у друхих-духа, посмотри дедушка на календарик! Листочков в кубрике было несколько, и не дай Бог их могло быть меньше, не дай Бог кто вздумает дембель отсрочить или самую капельку придержать, листья на подушке-гарантия твоего дембеля, запишите себе в азбуку юные филологи! Попробуй листья перепутать, тут грамотность особая требовалась в познаниях дембельской географии. Листья должны быть только из парка напротив ЗРП, единого размера со вчерашними и завтрашнеми, запас листьев хранили в секрете, но размер их всегда совпадал, ведь жили по немецким стандартам, а у них всё должно быть Орднунг. Вот бредятина, но это ещё не всё, спать попробуй лечь первым, дембель должен накуролеситься, поваляться с друзьями на кроватях, всё перебуробить, сходить отлить и покурить, попить воды и прилечь перед сном. Вот тогда и мы, духи должны были занимать свои горизонтальные положения. «День прошёл!», кричит дембель, «Х…й с ним!», кричали мы хором, «Новый идёт!», кричал он, «У с..ка!», кричали мы. Правда весело? Очень, весело, но нам по фигу, листья фиговы, приложите их себе на одно место и заткнитесь. Кто и когда эту глупь придумал? Что происходило опишу позже, сейчас ближе к теме, жизнь кажется и правда стала иметь определённый смысл, проявился порядок выполнения задачь и способы их решения оказались не сложны, наливай, да пей, сказал мне Микола Цыбуля. Утро имело продолжение, развод после завтрака и первые хозработы, работы, которые на время избавили от тиранов, припахали и их, стало видно что и они тоже подконтрольны и писают и писают, не в хагис, но в портки, ибо дорога одна, дорогу из комендантской роты определял цвет погон, красные погоны, значит к родичам в пехоту, к родичам никто не хотел, даже если и говорили и про нас и про вас-королевские войска, дивизия мотострелковая, главные силы-мотострелки, значит и комендачи должны быть краснюками, а это ко многому обязывало. Губа тоже была только дивизионная, всё чин-чином, никаких принижений достоинства в местах отсидки от жизни. Дорогу в автопарк знали не по наслышке, бегали посыльными, бегали за спичкой, за сигаретой, дорога она одна. Сержант Саша Алабугин, будующий старшина роты, имеющий высшее педобразование и любимчик ротного начальства, парень очень интеллигентный с красивыми усами и маленько выдвинутой вперёд челюстью, оттого и усы видать носил, но в общем мировой дед и интеллектуал, построив нас по ранжиру и дав глухим не командным голосом, направо, левое плечо шагом марш, повёл наш мотоциклетный взвод на дорогу перед ротой, далее по брусчатке мимо особого отдела и дальше в автопарк. Идти было легко, завтрак был совсем крошечный, всего половник кашки из продела, да пара кусков белого хлеба с маслом и маслозаменителем из комбижира, жир беленьким опоясывал жёлтое масло, выдавая следы ночной гулянки на кухне, да кипяток чая в 100 градусов , очень сладкого, так как сахар в роте клали всегда в кастрюлю, сапоги потеряли вес во время забегов по кольцу, от них только название осталось, да весу в нём пшик, ПШ к весу отношения не имела, так что шли мы налегке и ни о чём не думали. А о чём можно думать? О Машке? Так далеко и неправда это, другие взводы тоже идут в парк или в подвал штаба, отделение охраны особого отдела, те сразу с завтрака слиняли к себе и так всегда, им можно, у них у всех Андропов на стене висит, попробуй их тронь, писаря, следом за особистами сгинули, у них вовсе по своему, по живому «Андропову» в кабинете сидит, тоже не подберёшься к ним, одни мы, топает копать от столба и до самого вечера. Во взводе было три отделения, были люди хорошие и очень хорошие, если конечно разобрать их по призывам, а если перемешать, то люди, скажем были разные. Другого никто не предлагал, да ещё неизвестно лучше ли ты сам тех старших, так что живи и не кочевряжся, других просто не будет, а если и придут, то через полгода, да тебе от этого легче не станет, год пахать и не думай о хорошем. Вот с такими позитивными мыслями я топал в составе взвода на рядовые хозяйственные работы и смотрел только впереди себя. А некоторые смотрели не только впереди себя, им можно было нарываться, разговаривать, они были уже кандидаты и жили в славном Украинском городе, основанным литовским князем Витовтом и первым правителем де Рибасом, городе всех биндюжников и босяков-городе Герое Одессе. Это были Витя Стога, Петя Мельник, и их закадычные друганы по несчастью, Игорь Андрюшихин, Куприн и другие, дедов не берём в расчёт, дембелей тоже, они к этому отношения не проявили, ибо свою бтительность к службе уже давно потеряли и свыклись в душе с мыслью о неизбежном дембеле и скором расставании с любимым коллективом и полюбившейся службой. Об отпуске думать им было вредно, ибо он мог принести им только несчастья и возвращение в роту за пять дней до дембеля, поэтому, чур его, чур! Подальше от греха, пусть другие медали на грудь хватают даже хоть пачками, им теперь всё фиолетово, их день 26 сентября давно прошёл, их дело в чемодане с наклейками. Прошли первый поворот направо и наткнулись на стену крика Вити Стоги, замечательного ефрейтора, будующего старшего сержанта из народа(без учебки вырастили и выхолили), крик которого смог остановить целый мотоциклетный взвод, а это вам не три человека, а 28 человек, по числу мопедов и посадочных мест в регурировочном кадилаке «Зебре», крик высотой с лестницу Ришелье в Одессе, крик, который коня на скаку способный остановить, крик, между жизнью и смертью и этот крик стоил того, чтобы все встали и окаменели в столбняке ужаса-горела комендантская рота! Чёрный, ядовитый, масляного оттенка дым валил из всех окон кинозала и закрывал здание с торца на всю его высоту, окна штаба своим тылом глядели на нашу бедную роту, а люди, часто появляющиеся и быстро исчезающие в тех окнах, достаточно чётко показывали степень переживания и серьёзности наставшего момента, гибель здания комендантской роты на виду у работников штаба, пожар средь бела дня, сто пятьдесят элитных бомжей? Где люди, даже в тёплое время будут себе новый Кошкин дом искать? Кто их приютит? Что делать? Где наблюдатели пожарной команды, где водовозки, почему никто не принимает меры по тушению и ликвидации возгорания? Да, кто мог подумать, что так может прямо в один момент всё пыхнуть с такой силой, что мысли и люди вместе с ними впали в элементарный ступор, да и какие могут быть твои действия, если ты скован строем и вокруг куча из командиров и они тоже рот разинули и никто не может решиться на большее, чем открывание рта и пускание пузырей беспомощности и никчёмности, только усами, как таракан интеллигентно шевелить могем, или могём, но не пожары ликвидировать, форму жалко пачкать, на виду у толпы не хочется глупо выглядеть и первым кинуться, чёрт его знает, а вдруг нарвёшься на прикол, век смеяться быдут, да и пониже рангом есть, пусть они рвение проявляют, не положено вроде по рангу или ещё что, но никто не тушил и не собирался. То, что я успел подумать о людях и о себе плохого, на самом деле происходило гораздо быстрее, один только человек не думал так, как я написал, ибо ОН это первым увидел, первым закричал от страшного удивления, сам не проникшись почему он это делает, и не спросясь, а хулиганским, босяцким способом покинул нафиг строй, перемахнул через сетчатый забор парка, и не расставаясь со своим ором понёсся к запертым окнам кинозала, боясь, как бы пожар вдруг не погас и его не наказали за самовольное выпрыгивание из правильного строя мопедов, шефствующих по своим делам, Витя Стога летал так, когда чистил соседские сады с яблоками Медком, клубникой Машенькой, крыжовником Колобок, Витя летел к окнам и ни о чём больше не мечтал, он хотел прямо здесь и сейчас стать ротным пожарным и огнеборцем. Сегодня был его день, завтра снова будет его день, завтра ему объявят отпуск, а сегодня босяк в сапогах, выбив сходу раму перемахнул с подоконника в кинозал и бесследно исчез в клубах ещё большего дыма, дым теперь получил свободный ход, кислород кинулся следом за Витей в спортзал, но кинулся он выручать свою родню, выручать и раздувать пламя, и Вите надо было подумать о своём решении тушить пожар, минутой раньше. Кто кого или чей будет верх, называлось второе действие пьесы. Пока мы опомнились, первыми стать опоздали и поэтому кинулись в роту, кто как, одни полезли в окна, так было короче и интереснее, нам, духам не положено было даже в подобных случаях слишком прогибаться, явно намекая тем самым о своей неискренности и желании заработать отпуск первее кандидатов, ибо они уже его год ждут, не поощрялось у нас это одним словом, а зря, так домой хотелось, и такой случай. Нет, не гад я, просто мозг быстее о своём соображает и очень чётко, что и почём стоит, пожар, это всем и мне плохо, но ведь Витя уже там! А ты бы первее Вити попробовал кинуться? Да тебя бы сначала начали топтать, а потом на огонь кинулись бы, а то ведь выйдет так, что дух лучше, а ты служивый давно слабак! Как вы думаете, Кто горел? Во вопрос? Да, именно, КТО горел??? Горел Ленин! Не кидайтесь в меня кружками, горел Ленин, скорее уже догорал, горел в каптёрке в приямке кинозала, у почтаря и ротного художника Семеновича на столе. Бюсты оказываются могут гореть, то был дурной знак для всей нашей Родины, скоро не только гореть бюсты будут Ленина, но и взрывчатку станут под Ленина закладывать, сносить, требовать перезахоронения, но тогда, в далёком 1980 году у нас первых спалили Ленина, спалили по глупости. Сидели в каптёрке, не сильно курили, кругом было полно писем вскрытых, червонцы исчезали из конвертов в карманах дедов, законно, дембель вот он, тут совзнаки ни к чему, есть алюминевые монеты, Семенович плавил в это время с энтузиазмом пенопласт, делая буквы для стендов и зарабатывая второй отпуск (и заработал таки), экологов тогда ещё не было, запретить плавить 12 вольтовым аккумулятором с нихромовой нитью в станке никто не мог, и поэтому хозяйкой помещения на время хозработ оставили докрасна раскалённую нить из нихрома. А нити ведь чего для счастья мало? Совсем немного, немного пожарной нагрузки, пару, сотен килоджоулей энергии тепла в час, немножко рулонов обоев со свалки, приготовленных для стендов, Ленина на столе, кучу листов пенопласта, шторы, паря тройку качественных поролоновых кресел со свалки и пожалуй достаточно, достаточно для того, чтобы привлечь внимание всего лишь одного биндюжника Вити Стоги, и выхлопотать ему «положенный» отпуск. Когда мы влетели в кинозал, то там всё уже было кончено, Витя счастливый держал бюст Ленина на руках, как Советский солдат держит спасённого ребёнка в Трептов-парке в Берлине, он весь сиял, а у Ленина отгорела и оплавилась макушка. Из чего он был сделан мы так и не поняли и второй вопрос, а что он там вообще-то делал в каптёрке? Ну это наверное надо было у него самого спросить, ибо Витя этого сам не знал, но сиял, знал, знал, что один подвиг в кармане, это свершившийся факт, все видели, Витя герой! Дымина, от расшвырянного по разным углам хлама и выброшенных наверх дымящихся креслах, продолжал валить, но главное уже было сделано, пожарная нагрузка была раскидана и между собой больше не соприкасалась и оставалось малое, выкинуть всё наружу и залить водой. Это поручили самым смелым и отважным, то есть опять нам, духам, но как мы не усердствовали на виду у ротного и взводных, на отпуск мы не смогли натянуть, натянули только на люлей кебаб из -за долгой возни вокруг кресел, за громкие крики и лишнюю суету. Упустили мы шанс, ну да ладно, подумали мы, надеемся, что рота не в последний раз горит, будем надеяться на лучшее, может ещё что загорится, вот бы штаб пыхнул, всей роте бы отпуск дали. Может в парке, что спалить можно, там вон сколь бензину и техники, эх случай не пойди мимо нас. А может свинарник спалить, он далеко, рядом с танкистами, может и там кому отпуск обломится? Пожаров больше не было, как мы не старались, но в отпуске почти все из моего призыва побывали и в том числе и я, я через пару месяцев схлопотал на учениях, а Витя Стога? А он поехал таки, и шо бы ви мине не говорили, а он таки до мамы-Одесы доехал и много вкусного таки привёз с собою и таки старшим сержантом стал, но таки сюда и носа своего не кажет, а зря не кажет.
Владимир Мельников 3: Выкладываю ссылки на скачивание фоток для тех, кто решил ехать в этом году в Германию. Первый и второй архивы Мюнхен, а в последней Лейпциг, Лейпциг начинается с вокзала, по разнице номеров отличите, что у Лейпцига разрыв в номерах с Мюнхеном. Не отметайте желание скачать, там есть на что глянуть, может хоть по фото будете иметь представление об этих городах. http://narod.ru/disk/22171828000/1.zip.html http://narod.ru/disk/22172735000/2.zip.html http://narod.ru/disk/22172282000/3.zip.html Приятного просмотра, фотки маленько тяжеловаты, но того стоят.
Владимир Мельников 3: Продолжение рассказа "Кажется о нас вспомнили". Первые потери. В автопарк в тот день мы не попали, не попали цивильным путём, через ККП, вылезли через дырку в роте, был проход в парк на первом этаже из коридора и на улицу, но деловые люди его прихватизировали и получилась каптёрка для хранения формы регулей, шинелей, вещмешков и другого хлама. Там, на жёрдочке висела и моя короткополая шинелька, выданная по ошибке на пересылке, вместо карлика мне. Мой рост по военнику 183 см, а шинель, как юбка у школьницы 2010 года, на 20 см от колен, может и была в том какая-то задумка у вещевиков, не знаю, может чтобы когда вброд через речку, чтобы не подворачивать выше колен, может ещё зачем-то? Очень уж злила, да скорее прямо таки бесила дедов такая блатная длина, но отнять и присвоить, подписанное и приталенное на меня, себе было делом безнадёжным и поэтому с одной стороны я почти гордился, хоть каким-то достоинством в себе, но с другой стороны, слишком много претензий немножко меня тяготило, радовало то, что вроде ты тут ни при чём, вот так-то. Шинелька была не простая, шинелька была золотая, не вся конечно, а только самая её малая часть, так, хлястик какой-то и всего-то, но каким был этот кусочек сукна, даже вы сейчас не догадываетесь, каждый грамм содержимого хлястика содержал золото-валютные резервы, обеспеченные по курсу Центробанка СССР 76 копеек, за каждый доллар США, а в общей сложности валютный запас молодого бойца тогда составлял аж 39 с половиной долларов США, да ровно столько червонцев у меня там хранилось и никто из нюхастых кандидатов и дедов не смогли выдурить страшную немецкую тайну, деньгоискателей тогда ещё не придумали, да так и сохранились мои мани, до своего коронного часа и это опять позитив в моей службе. В сторону своей шинели я старался не смотреть, вдруг о чём-то догадаются и заставят силой сознаться, зачем? Пусть висят себе, сейф простой, но надёжный и поэтому я просто протопал, как и все мопеды через метровый коридор и выкинулся на плац парка выполнять хозяйственные работы. После пожара о нас на некоторое время забыли, понабежало штабное начальство составлять акты и протоколы, создавать комиссии по расследованию, проводить инструктажи, брать объяснительные, писать рапорты, опрашивать свидетелей и приступников, искать ответственных за противопожарную безопасность, ну и всё такое, от чего нам стало маленько свободно и мы смогли без суеты и ора заняться мирными делами по подготовке к войне наших боевых мопедов. Наша рота подчинялась вроде, как бы начальнику штаба дивизии, всё время он тёрся у нас и его присутствие нас радовало и возвышало в собственных глазах, и саму службу делало полезной и почётной. Не знаю, что думал сам начальник штаба, подполковник Юдин, человек очень степенный полноватый, хорошего роста, где-то около 180 см приятной, красивой наружности, очень доброжелательного и на удивление подвижного для своей полноты, что значит военный, так вот, не знаю что Юдин думал о нас, но ротное начальство его «Ело» не только глазами, но наверное и сердцем, сила и спрос внешне простого человека, присутствовала в нём по определению. Ротное начальство было первого года правления, правда Александр Лемешко, старлей, уже помопедил взводным годик и только теперь перешёл на роту, замполит вообще был не от мира сего, типа меня юмюрист и пофигист, бабник и самец в одном месте, шутник и рубаха парень, случайно оказавшийся в наших краях, звёздочки на погонах скорее прибавляли недоумения, чем значения, артист на массовке перед съёмкой, закурить он мог, попросив у любогодуха, не задумываясь о своём престиже, начать ни с того, ни с сего разговор с ним, духом, со слов «Баб щупал? Ну и как? Нравиться? А, чего такой нос у тебя такой в крапинку? Девки таких любят. Ну, ты давай, это, не ссы парень, прорвёмся, на докуривай, извини!» И тут же «Товарищ боец, почему рубаха вылезла из штанов, вот увидит товарищ старшина роты, он нам с тобою на орехи даст! Заправься и пулей в парк к зампотеху. Скажешь ему, чтобы он нах Хаус в роту геен шпацирен, шнапс дринкэн! Так и передай, ну, ода нога здесь, другая там, выбрось сигарету, на ходу курить бойцу старшина запрещает!» Во время разговора с ним, никто не мог понять, бывает ли он хотя бы во сне или когда один на один остаётся в туалете, серьёзным или капельку грустным, или маленько так соответствующим значимости момента, он и при высоком начальстве хамил и прикалывал всех подряд, но знаете, это так было в тему, это как матом ругаться, одному не идёт, а от другого милее слов не бывает. Зампотех был тоже не пальцем деланный, покруче замес был заложен, этот если приложит кликуху или ляпнет, так ляпнет, все на полу дохнут в муках хохота, а он делает вид, что ни причём. Без этих людей служба была бы два и восемь, как сейчас предлагают, без этих юмористов самых серьёзных дел не было бы сделано нами, наверное так было и самим с нами оболтусами и легче справиться, и день проходил спокойнее и продуктивнее, мы так и крутились возле них, готовые хоть тачку целый день порожнюю катать, лишь бы общение имело место быть. Работать ротные дела можно было до бесконечности, шланговать можно до дембеля, выкатил мормон, поднял крылья капота, тент стянул набок, матрац под передний мост и валяй Ваньку, главное чтобы тавотом успеть по рукам мазнуть, иначе порки не миновать. Сачковать можно было и сачковали, но были моменты, когда каждый понимал, что время поджимает, марши впереди и зампотех прокола не простит и сгноит до дембеля быстрее, чем грибок на ногах съест ногти. На носу были марши в 100 и 500 км, технику готовили день и ночь, а уж готовить было чего! Битых машин и машин приволоченных с целины было достаточно, машины не были толком переданы от дембелей, хотя молодые их во всю драили и осваивали. Качество подготовки водителей хромало, технику молодые не знали, была она пока дембеля и трогать руками было пока не хорошо. Дембеля с жалостью смотрели на нас и рыдали оставляя нам эти не добитые ими гробы на колёсах, а рассказы, как они на них «Вышивали на целине или на учениях», только открывали нам глаза на то, что машины при смерти. Они рыдали, что такую боевую машину бояться вручать в наши ручонки, мы рыдали, что из «Этого» выжать можно максимум, как до следующего поворота, а далее либо канава, либо «Галстук», а зампотех рыдал о том, что какие-то плохие раздолбаи, вместо того чтобы добить мармончика в курской области на Буряке и спихнуть его колхозу или сельхозтехнике на чёрные металлы, с недальновидным усердием, притащили эту доходягу назад в ГСВГ. Да ведь за каждую удачно добитую машину, давали новенький ЗИЛ-157 с гидроусилителем руля, с генератором переменного тока, с обогревателем и новым ЗИП, или новенький с зкранированной электропроводкой и электронным зажиганием, скользкий на льду как корова, ЗИЛ-131 или УРАЛ энку, если повезёт, если зампотех повезёт литров сто бензина «Норма». Рыдал и компрессор у «Ямы» по поводу безобразного содержания дисков автомобилей, грязи и коросты от ржавчины ему за год не закрасить чёрной нитрокраской, рыдал, задыхаясь от большого содержания ацетона в пульверизаторе, рыдали и тёрли глаза, красные от усталости и недосыпа бойцы первогодки, осваивавшие технику нанесения лакокрасочных зацитных покрытий по недовыскобленной грязи, работая больше времени самого компрессора. Рыдали взводные, что дело продвигается слишком медленно. Просили уступить очередь, просили доливать краску до нормы, просили белой нитры на полосы в виде «Зебры» на свои машины и мопеды, некоторые не просили, а не дождавшись очереди к пульверизатору, макали поролоновым тампоном, вырванным от подушки сиденья соседней машины, тёрли по морде тыльной стороной ладони, нанося и на себя боевой раскрас в виде грязи. Работали все, работали на виду друг друга, мне это очень нравилось, так как только в отношении к работе человека можно судить, кто он? Гэ на палочке или не трепло и его нападки на тебя и приступы тирании очевидны и тебя надо срочно долечивать от «Гражданки», вылечивать, иначе ты будешь всю службу не в теме и сам от этого будешь вешаться. Пинками к счастливой жизни, всё хватит нянчиться Вова, пора гайки на мопеде крутить, попа боевой раскрас грязи на лицо, как у всех наносить, скажем шлангиту наше дружное нет и покатили трёхколёсный мопед сначала на мойку, потом на сушку под ахающий с утра компрессор, сколько ему ещё так ахать, как котелку медному. Важная деталь-чистота, чистый мопед сразу целее и боевее кажется, а на с чёт целостности и не убитости мотора не стоит тратить времени много, достаточно попробовать запустить его с пол качка, по вдоху-выдоху воздушной смеси и та-та-канью можно без большого ума вынести диагноз, как долго жить тебе осталось. Если понадобился более глубокий срез знаний провести, пожалуйста на старт, парк вместительный для разгона и выполнения необходимых выкрутасов, даже тормозным путём обеспечен и расчерчен по-метрово белой Красочкой, ради бога, вам предоставлены все условия. Условия предоставлены, времени вполне достаточно и безумно приятный с детства запах мотоциклетного дыма окутал всю территорию парка, мопеды носятся взад и вперёд, взводные начинают потирать руки, что удачно ротный мопедистов на стадионе при делёжке выцедил себе, будет порядок в танковых войсках Порядок в танковых войсках был у нас в этот раз в роте, наверное поэтому и таскал не снимая с себя наш Лемешко, ротный, свой танковый бушлат. Носил он его и день и ночь, милее его у него ничего не было, он как надевал его, так сразу переставал изменять молодой жене, только что выписанной из Союза, знал он наверное цену и своему бушлату и цену чужому женскому счастью, поэтому и разрывался между ними. Селяви. Всё в этот день было здорово, здорово прикололись дембеля с зампотехом, долго потом это переходило от призыва к призыву, а дело было не особо таки и велико, всего лишь один очень весёлый парень, с десятью днями до самогонного всеношного бденья на Полтавщине, занимался бортированием своих таксистских колёс на УАЗ-469 и не зная, что делать с проколотой камерой, спросил, подлетев на полусогнутых к зампотеху «Товарыщу прапорщику, я працював ось цэ колэсо, га куды диты камиру не змогу разумиты? Товарыщю прапорщику, спидкажитэ мини, щё мини з нийю робиты? Чи можеж куды йийи диты, га?» , а зампотех такому дурню и говорит «Раз не знаете куда по инструкции камеру деть, повесьте её мне на шею!» А хлопец дурнем от роду не был, хлопец-бац, и камера уже у зампотеха на шее! И гогочет счастливый и находчивый на такую глупость боец, мама его аж галушку впопыхах проглотила, как почуяло её материнское тело, что что-то далёкое и не ладное с её Колюном прицепилось. Хорошо галушка со смаслом вершковым была, не дождалась бы Нэнька своего гарного парубка и долго бил бы Хозяин свого дурня, за ту проказню. Зампотех, как Наполеон, как стоял облокотясь на штатную палку для битья нерадивых, так и остался стоять, только повышенный в звании, аж до фельдмаршала, ибо камера отторочила китель прапорщика, как лисий воротник, пальто у фельдмаршала Паулюса. Смеяться надо было, как можно быстрее, смеяться и радоваться выходке придурка, смеяться? Но, никто смеяться не стал, хотя повод для веселья был. Гробовая тишина, как в цирке перед выходом тигров, зависла над всей территорией гарнизона. Первая потеря совести произошла, произошла не заслуженно и на глазах у почти половины роты, последствий произошедшего, думаю, и сам Колюн не просчитал, поддавшись минутной слабости и совершению проступка, спровоцированного самим зампотехом. Я раньше писал про комизм и приколизм наших Пап и наверное благодаря этому замечательному чувству, зампотех с таким приколом вышел из скользкого положения, что мы просто ему поаплодировали! Прапорщик, не меняя положения тела, тихим, но внятным голосом попросил дурня, отскочивщего от битья палкой, на приличное положение подойти и снять с него эту камеру. Хлопец, зная что будет бит, начал издалека выполнять противолодочный манёвр, то один бок подставит, то другой и так до полного контакта с зампотехом. Дрючок из молодой берёзы, в простонародье «Батоги», оставался в первоначальном невзведённом состоянии и мог в любую минуту парубка из Полтавы окропить свежим, берёзовым ударом по заднице или плечам. Но манёвры были все выполнены, команда «Залп» не прозвучала и камера вновь оказалась в руках не побитого Орла. «А, теперь надень её снова!», «Ну, товарыщу прапорщику!», «Я сказал надень её снова….на себя надень, я сказал! И будешь носить её до отбоя, а может и спать с нею будешь! Я подумаю над этим вопросом, а сейчас продолжайте выполнять работы, согласно распорядка дня» Эх башка твоя порожняя, кочан ты грядки. Смех только сейчас пробрал всю безнадёжную ситуацию, котора наблюдалась минуту назад. Смеялись от души и сам зампотех и мы, и Колюн, довольный что бить сегодня переносится на другой день, сегодня не то настроение, что-то, да и работы-то ещё столько не початой осталось. Ржали, не обижая никого, не ржать нельзя было, иначе бы равновесия в парке людей не случилось. А камера на шее? Ну и что? Её мазута постоянно так носит, почему, да чтобы руки были свободны колёса катать от машины и обратно, тачку, опять же удобно так катать, меньше воротник шерстяной шинели въедается в кожу. А, что было потом? О, а потом каждый перенял это и при любом случае, когда кто-то спрашивал «А куда мне это деть?», тут же со смехом отвечали «Да повесь мне на шею!», а что же зампотех? Так и он не отказался от такого решения вопроса, всегда так и при других призывах говорил «Да повесь мне на шею!». Мало того, он ещё имел один прикол. Когда кто-то, что-то просил у него, а у зампотеха этого по определению не было, а боец упрямо просил «Где мне взять клапана?», « «Возьми их у меня в кармане, вот здесь и оттопыривал карман своего кителя». А у вас были такие приколы?
Владимир Мельников 3: Продолжение рассказа "Первые потери" и "Кажется о нас вспомнили" Попали под раздатку. Попали под раздатку. День метаний в автопарке продолжался и в последующие дни недели, все что-то чинили, красили, подновляли, имитировали кипучую деятельность, если таковой не наблюдалось поблизости или если статус старослужащего не позволял это делать, хотя многие с удовольствием включились в подготовку техники к последним в этой жизни учениям. Учения в первый раз проводились только для вновь прибывших бойцов, старичкам же всё это было хорошо известно, известна близость марша, сытость кухни, отсутствие обременённости воинской повинностью, уважение старшины и ротного, да много ли ещё чего приятного? Для нас всё было внове, мы это принимали, как первые тревоги в армии и нашем гарнизоне в частности, чувство было такое, что до этого ничего тут подобного не было, что вот мы пришли и всё это с нашим приходом и началось, а до этого сытые и отутюженные бойцы только красиво, как фазаны фланировали по аллеям, смотрели кино, играли в футбол, ходили в чепок, что только нас можно было гонять и умучивать в карантине, что мы какие-то полные отморозки и неисправимые неудачники, которых можно только мочить и мочить. Жизнь с нашей точки зрения казалась для нас началом настоящей армейской жизни, что только наше появление расшевелило и заставило армейское начальство всерьёз заняться военной подготовкой. Дембеля ходили грустные и на них было жалко смотреть, все понимали, что больше здесь им не бывать, с товарищами и друганами им больше не встретиться, клятвенные обещания давались лишь потому, что друган вон он рядом, что на поездку из-за заради только «Привет! Ну, как ты теперь чувак поживаешь?» Никто и не собирается, потому что ты из Орши, а кореш из Омска, потому что ты понимаешь, что товарищ обыкновенное трепло или ещё хуже, задеринос, что максимум на что хватит сил, это на письмо в полстраницы. Никто так не мелет языком, как взрослые мужики в армии, о чём только говорить, лишь бы время поскорее убить. Можно говорить про одно и то же по сто раз, можно прибавлять и убавлять к сказкам, никто не проверит, никто не поверит. Все девки ходят беременные, все тракторы в рыболовителе утопленные, весь самогон выпит, все лица вдрызг разбиты, плачет население горем убитое по потере своего трепача-Ильи Муромца. Со злым сожалением смотрели на дембелей наши отцы-командиры, зло брало за то, что всё рушится, всё летит к чёрту, только-только сложилось, только-только устаканилось, надёжнее любого солдата, даже чем разгильдяй из среды дембелей не найти. На кого надеяться, на кого ставку делать? Кандидаты, как тираннозавры рвутся к власти, деды огрызаясь им, пытаются одеяло на себя перетащить и закрепить свои притязания, черпаки начали неожиданно буреть и сбиваться в стаи, дембеля пытаются грехи замолить и прикинулись белыми пушистыми овечками, лишь «депутатская» неприкосновенность их хлипкая и кажущаяся защита, власть передана, чемодан в каптёрке, вот-вот начнут распадаться списки последних могикан, дай бог ноги унести и чемодан с барахлом сохранить. Сами дембеля в этот осенний период пели последнюю журавлиную песню сами себе, подготовкой к учениям решили сыграть в свою последнюю войнушку. Никого они не волновали, никто их не неволил этим заниматься, про них почти забыли, смирившись с отрезанным ломтём ещё 26 сентября, пятью ударами бляхой по попе молодых, просто душа криком кричала и чтобы заглушить этот крик, надо было что-то делать, иначе можно было с ума свихнуться. Крыша поднималась и сознание искало выход и успокоение трагедией разлуки, разлуки с Серёнькой, Валеркой, Вованом, с ротным, зампотехом, взводным, мопедом, кубриком и самой Галльской гаванью. Разлука была вечной, непоправимой, невъездной, запретной, хотя и очень желанной. Человек в этой ситуации должен был, как-то забыться, хотя бы на время, надо было себя чем-то обмануть, завлечь на время и это был только либо безвозмездный дембельский труд, либо подготовка к учениям. Последний раз хотелось дембелям пронестись с ветерком по Германии, последний раз навести шороху на мирное и ничего не подозревающее населения, последний раз, пусть даже и с некоторым недозволенным нарушением, но чёрт с ним, дембель всё спишет, подобное больше всё равно не повториться, чего не успел за два года отмочить, так можно сейчас рискнуть, ответственность я с себя сам снимаю, как грех, а то ведь пожалуй и нечего будет рассказывать потомкам. Короче, руки крутили гайки сами по себе, Глова варила сама по себе свой дембельско-гражданский кулеш. Долгое варение кулеша превращало мозги в кашу, руки хотели отвалить люлей духу, да не поднимались, жалость брала верх, а с другой стороны, было кому с успехом это сделать. Рука то почему своя хотела подзатыльник сделать, да потому что не научилась рука преемника это делать красиво, изысканно и высоко. От тычка преемника, хотелось зажмуриться дембелю, скрипнуть зубами и сказать «Не так, ну не так! Ну, кто тебя так учил и кто твой дед учитель, ээх горе-горькое, на кого я всё это оставляю и сам не могу никак остаться, ну не на минутку больше. Всё, приказ вышел, паровоз выслали к Мигалово, Пулково, Борисполь.» . Дембеля своё отслужили, их замена, в затянутых ремнями тужурках мельтешила под ногами, зелёными ростками пробиваясь к жизни, цепляясь и ручками и ножками за место под солнцем. Дембеля были лишним, но не самым слабым звеном в жизни, они были первыми контрактниками, первыми среди равных, из них уже можно было делать гвозди. Дембеля были для нас, духов, самыми безопасными, самыми беззубыми, как евнухи в гареме для наложниц, деды были счастливы по-своему, черпаки счастливы нашим присутствием, только одно сословие было полностью и окончательно несчастливо, это кандидаты. Власти маловато, злости многовато, уважения никакого, так, шестёрки, погонщики мулов из цветных на службе у испанцев. Неделя слаженой и продуктивной работы в автопарке показала, кто друг, а кто враг, на кого можно положиться и кто к кому успел благорасположиться, у кого можно искать защиты и спасения в предстоящих событиях. Девиз «Сделал дело кое-как и гуляй смело!», у нас в роте с таким зампотехом, как наш и такими взводными редко прокатывал, хотя случаи бывали, поэтому работали без удержу, с полным взаимным желанием. Техника позволяла нам к ней, как к больной, прикасаться, мы же как лекари самоучки пытались ей непрофессионально помочь. Знали много, но как выяснилось, знали технику только в курилке во время трёп-перекуров. Что и где у этой развалюхи расположено, можно было узнать лишь поснимав колёса и открутив карданы. Один случай дал повод убедиться в том, что даже высокое начальство не знает устройство автомобиля и развеселило, и ещё больше огорчило. Может кто-то до сих пор не поймёт в чём состоит фишка прикола, доходчиво отклонюсь от главной мысли повествования. Это происходило в тот же день, что и описываемые события. Один из офицеров из штаба дивизии, с майорскими погонами, в очках, из слабого и никчёмного отдела, решил сгонять быстренько по делу срочно в Лейпциг, может за ковром жене к празднику, может и правда по важному делу, но неважно! Путёвку выписали, до парка через дорогу рукой дотянуться можно, на КПП «Машину на выезд!» дежурный прокричал, свободная боеспособная машина была всего одна, да и та недавно прибыла из-под Вюнсдорфа. Водила ещё продолжал ходить кругами, отходя от укачки своего козла, от капота тянуло жаром, капала тормозуха или вода из радиатора, на попе штаны продолжали оставаться блинчиком от продолжительного сидения, кожа на руках ещё повторяла рельеф баранки, и ехать куда-то конечно никто и вовсе не собирался. Командир кушал дома, бойца ждали на солдатской кухне, в голове не успел уложиться повтор пути в Вюнсдорф и обратно. Дежурный по парку снова прокричал фамилию бойца и не услышав мгновенного решения вопроса резко-положительно, метнулся с офицером к козлу. «Бойко, на выезд!», а Бойко не пошевеля и мыслями в ответ «Никак не могу, фаркоп полетел!». Дежурный по парку из младшего призыва, но сержант, вновь «И, что? Давай на выезд, вот путевой лист, а вот и сам пассажир», да нет, никак сегодня не получится, сейчас на яму машину загонять будем, вот-вот место должно освободиться, подождите может ещё кто объявится, ну совсем фаркоп сломался. И, что? А сидел тот бедный очкарик пока рак не свистнул, ну не всё время правда сидел в курилке, пару раз у него возникали признаки околпачивания, но поди проверь, а попытки посещения ямы, ни к чему не привели, фаркоп полетел так основательно, что сержант Марчик, начальник электротехнического отделения, вместе мотылями пришёл к выводу, что как бы не пришлось из-за этого гнать машину в капиталку. А Сафонов так чмокал из-под машины в яме, что рейс в этот день состоялся только к заходу солнца и на другой машине. Фаркопом, как оказалось, была самая бесполезная часть автомобиля, крюк сзади для буксирования другого автомобиля. С коллективом роты в 150 человек бойцов, всё время происходили, какие-либо происшествие или наоборот, весёлые приколы, служба порой напрягала, а порой позволяла отвлечься от скучания по дому, по утерянной свободе и такому светлому, как гражданка. Служба начинала переманивать на свою сторону, разгоняла приступы саботажа в душе духов, ломала сопротивление выполнению любых видов работ, втягивала в своё, из которого, как потом окажется не так-то просто выгрести, от которого не так-то просто избавиться, не далее, как пару дней назад, во сне, объяснялся с молодыми бойцами по поводу своей военной формы и втирал им, что я призвался втрой раз и здесь я уже бывал, и верьте я свой! Вот так заклинило меня, и который раз во сне военную форму примеряю. Пишу так муторно и тягомотно не потому, что нечего вспоминать или вымучиваю страницы писанины, нет, можете не сомневаться, их есть у меня, как говорят в Одессе, просто описать случай, который заслуживает внимания, не описав настроя в роте и происходящего в парке или на кухне нельзя, мне лично так не интересно было бы, поэтому знайте, за словесным поносом будет стоящее мучений прочтения флуда. События в парке продолжались, но как известно, рабочий день начинается с подъёма, физзарядки, умывания, приёма пищи и далее развода на работы. Так вот, подъём был штатный, замполит не появлялся, не его был день, его коронный день, воскресенье, побудка вышла скромная, доклад принимал более чем каменный истукан, взводный из мазуты, прапорщик Носков, с простою русскою душой и фигурой и лицом маршала Конева, с мохнатыми бровями и человечным характером бывалого фронтовика. Всем казалось, что такой человек обязательно прошёл по дорогам войны не ближе чем от Волги до Галле и здесь продолжил свою службу. Человек внешне суровый, но в сущности двух предложений связать не способный. Не говорить он прибыл сюда хлопчики мои, а догадайтесь сами и догадкою этой живите, и будьте счастливы, бегом шагом марш, короче, сами знаете, что и сколько раз делать, прошу порядок соблюдать и лишнего не делать, ну всё, с Богом, побежали, а я вас туточки подожду, ибо не царское дело в таком возрасте и весе бегать, это вон пусть замполит или ротный с вами балуется у них ноги длинные, на подъём они лёгкие, а нам работать надо, дорога каждая минута, тяжело даётся каждое слово. Медведь в день и тот больше слов произносил, чем взводный мазуты. Вы думаете всё было проделано без Носкова хуже, чем при ротном, да ничуть, враки, старались так, что только в печёнках гукало, только руки успевали примерзать на турнике, всё делалось на почитании и уважении, все понимали, что умнее и рукастее в автопарке нет человека, что в грязном комбезе под мармоном рядом лежат и салага и Носков, знали что Носков в беге профан, да оно и к лучшему, дольше поживёт, больше пользы нам принесёт, пусть его поживёт ещё. Отработает, впереди первые тревоги, 100 и 500 километровые марши. На завтрак сходили с хорошей пестней ротного пошиба, с песней про «Фуражку красную и звёздочку на ней», может кто вспомнит сейчас, если вы её тоже пели. Встретили на повороте у стелы Героев комдива Ушакова в шинели и генеральской фуражке, шароварами с лампасами на ногах и рукой приложенной к виску. Выныривал он там частенько, как из засады, из-за плакатов с изображением злых демонов Революции, разными изменниками и предателями Троцкого, такими, как атаман Григорьев, батяней орденоносцем Махно, тёткой Маруськой, и более настоящими вояками, типа Врангеля, Колчака, Семёнова, Деникина, Юденича, Краснова и присных и потерянных в веках и поколениях защитниках старого строя и гнилого царского режима, всё было давно, всех победили, выросли мы, новые герои, новой России-СССР. Комдив практически всегда ходил пешком, он был народным боевым, без пяти минут генералом, он был ко всему земному ещё и вдобавок Героем Советского Союза, выше крыши не бывает звания, выше крыши не бывает почёта и уважения. Шёл 1980 год, была осень, с нами пересёкся на перекрёстке веков, сам участник тех далёких событий, так нам хотелось казаться, таким старым был наш комдив для нас, он из одного прошлого, мы из другого настоящего, он уже герой и генерал, а у нас никак пушок на верхней губе не сменится на подобие оволосьнения по типу мужского, у него уже всё есть, у нас только волдыри на ногах от сапог, его боевые соратники Герои, смотрят на нас с пьедесталов перед стелой, а наш герой-комдив вот он перед нами, живой и его можно даже потрогать руками! Встретились, честь отдали и разминулись, наше каре продолжило путь по дуге к столовой, комдив опустив ладошку пирожком вниз, опустил голову и побрёл неспешным шагом к штабу. Строй пробухал сапогами 30 метров в положении «Рота смирно! Равнение направо!», Ушаков бегло окинув строй и поздоровавшись, дал команду «Вольно!», взводный Носков стряхнул с кустистых бровей капли выступившего росистого пота, не верьте что глаза не потеют, потеют, и ещё как потеют, не каждый день выпадаешь из автопарка и водишь роту для «Здрасьте!» перед очи комдива, не каждый день строевым шагом шагаешь вместе со всеми в положении смирно. Не каждый день приходится говорить в сутки более двух слов типа «Угу» и «Налей», не каждый день имеешь желание попасться на глаза комдиву, на прапорщиков тоже ведь распространяется правило, подальше от ротного, поближе к автопарку. Завтрак был тоже не так и не сяк себе, ну что можно сказать о ячневой каше, объёмом сто миллилитров, кусочка небритой свинины с синим штемпелем на шкурке, которому было сделано предварительное обрезание в пользу поваров, двух кусков белого хлеба, кусочка масла с ноготок и пластиковой кружки наваристого кипятка? Чай не давали, давали кипяток, поэтому я не знал вкуса чая, всё никак не мог приобщиться к культуре употребления народного напитка из-за заскока нашего старшины роты. У Бати была замечательная привычка, заботиться о здоровье подчинённых и всегда держать чай горячим, даже была специально проложена телефонная линия из полевого провода для службы разлития чая. Команду разливать кипяток давали из роты только тогда, когда рота начинала отваливать от борта корабля и двигаться навстречу своим кружкам с кипятком. Только побывав в армии я начал понимать значимость слов о Владимире Ильиче, Ильич тоже очень любил побаловаться кипяточком! Вот она истина, побаловаться кипяточком по-Ленински, с огонька, да в кружечку! Очень уж уважю я тезисы Ильича побаловаться кипяточком, только вкуса того кипяточка я так и не запомнил и не распробовал, внутренности рта с языком скукоживались и оставались в таком состоянии аж до обеда, и принимать на манер дедов, дополнительный рацион питания не имело здравого смысла, чего зря переводить продукты, лучше самим съесть, поэтому старослужащие и не пытались ими с нами поделиться, во всяком случае я так думал. Развод перед ротой много времени не занял. Зачитали вести с полей, объявили приказы по Группе, рассказали о печальном случае, произошедшем из среды отпускников, поругали неверных жён, посочувствовали горю родителей, а парня вернувшегося из отпуска с красной полосой, по случаю рождения ребёнка, и заставшего жёнушку в койке другого, отправили на сборный пункт, а петлю из нарезанных тонким ломтиком поясного солдатского ремня, и привязанную к крану-умывальнику в подвале, отдали в прокуратуру, как вещественное доказательство выбытия из рядов защитников Отечества такого-то, такого-то и отдали на вечное хранение, как улику человеческого крика души, оформленной таким образом. Съездил называется с красной полосой на телеграмме, увидал малышку-дочурку и мамку гулёну, порадовал родителей отпуском и прибавлением семейства, привёз блоки Явы Дукатовской в гостинец сослуживцам, угостил семечками первых встречных, выпил палёной самогонки из буряка с дедами в каптёрке, съездил да не вернулся обратно к жизни, остался только в памяти у родителей. После печального, маленько повеселили. Повеселили, да и забыли о первом приказе. Наш ротный был очень большим кривлякой и приколистом, знал стервец себе цену и цену немалую, знал свою безнаказанность, знал что выше только начальник штаба дивизии и птицы, а скажите, какой старший лейтенант имеет такое подчинение, нет командира батальона, нет командира заоблачного полка, а сразу, здрасьте, я ваш подчинённый товарищ подполковник, а вот и моё войско. Чего ваша душа желать изволит? Так вот, с этой позиции недосягаемости и вело себя ротное начальство, это было как в старые времена, звание человека из НКВД было на пару званий выше всех остальных или как-то так. Ротный поэтому в наших глазах выглядел не меньше чем командир полка, взводные, его командиры батальонов, сержанты, ну те не меньше чем взводные. Так вот, ближе ко второму вопросу, вопросу о почте, нашей полевой почте и спорам о службе проверки писем и её фамилии. Нам было, как-то сказано насчёт чего писать, а о чём не упоминать, что снимать, а что только запоминать на мягкий диск «Пень ноль», беседовали регулярно и с замполитом и с особистом, старшим лейтенантом с усами и сумкой, как у почтальона, но чтобы кто-то реально всё бросил и стал читать и вымарывать тушью строки из письма Петьки Фанерного или Ваньки Уголного, так скажите мне и я плюну на вашу макушку. Кому охота читать то, что я могу написать? Кому это надо, что больше в роте дел нет, нечем больше заняться? Но как же я был поражён и убит там, в строю, что до сих пор мурашки с горошину поползли по мне. Наш взвод мопедов стоял всегда лицом к тиру, спиной к автопарку и мы смотрели перед собой на взвод комендантский, взвод прапорщика Овсяника. Командир роты, старший лейтенант Лемешко, с обворожительной улыбкой и пачкой писем в левой руке, стал веселиться не по делу и донимать нас причинами такого хорошего настроения, мы знали чётко, что если ротный рак сильно вихляется с пяток на носки и обратно, что как только он начинает приплясывать одновременно обеими подошвами, значит жди весёлой беды. Беда была весёлой, как правило для всех кроме одного, и вытекало это из самого определения «Беда». «Беда», она моя, в единственном роде, значит бояться можно только одному, но чтобы остальные могли уже спокойно перестать бояться, необходимо было угадать, чья сегодня «Беда»! Перед ротой разыгрывалась целая «Комедь», камеди клаб просто отдыхает и набирается опыта. Ротный, продолжая упражнения по поломке своих чудеснейше пошитых хромовых сапог, не боясь замечаний старшины роты по этому поводу, начал своё поле чудес среди роты дураков. Да, именно дураков и вы с удовольствием с этим согласитесь и простите меня за безкультурье. Старший лейтенант, вытянув одно из писем, с оттяжкой, великолепно картавя, как Ильич, начал зачитывать первые строки письма неизвестного писателя Маме. Писатель писем из ГСВГ, города Галле, служил старшим сержантом (выше побоялся себя присвоить, Мама могла запроста заподозрить недоброе) в комендантской роте и был личным водителем командира дивизии полковника Ушакова, жилось ему неплохо, старослужащих он не обижал, а уж сами деды служили ему в помошниках, за сигаретой бегали, за мёдом и жевачками носились в чайхану, иногда умоляли его доверить им постирать его портянки, а он, если не был занял выездом, уступал им это, а они из-за этого даже однажды поссорились, а он их помирил, дав им пластиковые подворотнички в подарок, ну и прочее и прочее. Думаю, что далее не имело больше читать, ибо приговор был уже подписан, преступлений писателя хватало и на конфискацию имущества и на полянку корабельных сосен в городе Берёзове, в низовьях Енисея. Но не таков был человек наш ротный, читать, так читать, вопрос иначе и не стоял в повестке дня. Прапорщик Овсяник, уже начал маленько покряхтывать, покручивать головой, будто ту в петлю только что сунули и мыло не ослабило пеньку удавки, гудёж пошёл и по всему комендантскому взводу. Шипение и у С….ка, поползло от взвода к взводу в сторону взвода комендачей, деды были там слабоватые в то время и без братского шипения дедов соседних взводов дело бы не обошлось. А что ротный? Как вы думаете? А замполит? А ничего. А письмо длинное и не одно, а писем как под копирку несколько написано, одно ошеломительное другого. Если по американскому правосудию разбирать, так срок на двести восемнадцать лет потянет. А что же боец? А ему не надо было бояться «Беды», он её родимую по конверту давно узнал. Не надо ему было бояться беды, хоть он и был черпаком. Не надо, потому что такие замечательные слова, как «Репа» или «Шайба», наилучшим образом подходили к его физиономии, что лицо с сибирскую репу и руки клешни в купе с телом человека-Шрека, могли стерпеть разве только, что жалкое шипение, что не дай Бог шипение превратилось бы в звук, то тотчас бы этот звук превратился бы в треск сломанного шейного позвонка, перехваченного водителем ЗИЛ-131 Грабовским Васей, человеком и вурдалаком в одном стакане. Вася вышел перед строем и, как положено осознанно-провинившемуся, промукал что-то типа «Му-Му!», это наверное значило «Простите, такое больше не повториться, впредь письма буду отдавать минуя почтовый ящик, сразу Семеновичу, почтарю и поджигателю роты в одном лице». Пусть этот замечательный обладатель носа и прообраз артиста из «Ментов» за небольшой бакшиш, доставит письмо сразу напротив, в домик откуда они отправляются на ГАЗ-66 с белой полосой проведённой наискосок по будке, к Маме. И пусть Мама не сомневается, что Васе служится туго, что Вася не возит комдива, что у Васи много друзей и что его друзья обожают стирать ему портянки. Ни к чему одинокую старушку огорчать вещами, которые там не понимаются и не принимаются всерьёз, и зачем разубеждать родных тем, что в армии имеют место быть плохие люди и плохие отношения. Два года по-другому не пережить, всё забудется, Вася вернётся. Не возил Комдива, так будет Преда по полям на козле возить. Всему своё время. Как вы думаете, а что было дальше? А дальше ротный показал по очереди конверты, чтобы каждый их узнал, спросил «Стоит ли остальные зачитывать или Васей обойдёмся?», «Васей! Васей!», закричали мы, всё поняли, не позорь наши глупые и без того головы, сами всё в тексте замараем и получив письма, принялись удалять недозволенное. Проучил на личном примере, так сказать, спасибо Васе Грабовскому, всех спас от убития. Как можно было так лопухнуться? Но концерт не окончился. Ротный решил видно открыть второе действие, он попросил выйти меня из строя и встать перед строем, что я и сделал. Вдруг ротный обратился к роте «А, какое сегодня число?», двадцать девятое октября. «А, что это за день?», все опупело смотрели на меня, духа, ничего не понимали и ротному ничего не оставалось сделать, как дать наводящие вопросы. Выяснилось, что сегодня день рождения Комсомола, а какого фига я стою перед строем, никому было невдомёк. И тогда ротный взял из рук замполита большой, красный фотоальбом и вручая его мне сказал «Сегодня славный день рождения Ленинского Комсомола и Володьки в том числе, поздравляю!» Вот это был перец с маслом, я настолько был шокирован и испуган одновременно, я не знал, что в роте принято поздравлять с днём рождения и дарить памятные подарки, а тут целый дембельский альбом, да напутствие по поводу сбора фотографий только отличных и преданных друзей и побольше, вот это было конечно к месту и фото из того альбома я выкладываю тут частенько. Спасибо Вам Александр Данилович Лемешко из настоящего, за прошлое, живы ли вы и где сейчас обитаете? День продолжался до вечера, мы как и прежде, готовили технику к выезду за пределы части. Никто не знал когда это произойдёт, но по темпам подготовки можно было без лупы это видеть. В автопарке крутилось очень много народу, тут были и таксисты, и мопеды, и транспортники. Солдаты всех возрастов делали своё дело. Компрессор всё так же продолжал надрываться от недостатка сжатого воздуха, он испытывал настоящее кислородное голодание, его организм был навеки отравлен ацетоном и матом в равных долях. На мойке бойцы продолжали скоблить до дыр крылья мармонов, мотористы выполняли обкатку движка козла, двигатель которого недавно врезал дуба и теперь моторчик последнего приноравливался к свежим лошадиным силам, притирал в себе клапана, кольца и вкладыши, поднимал давление до 4.5 единиц и надеялся побегать вволюшку, если позволят новые хозяева. Толстый, чёрный шланг торчал из горлышка радиатора, как у язвенника, которому делали не очень приятную процедуру под названием гастроскопия, или в простонародье-глотание кишки. УАЗ-469 удачно заглотив в горло радиатора кишку, сливал анализы из всех своих кранов, расположенных под брюхом, хлестал брызгами и грозился захлебнуться, если не прекратят над ним измываться. Но доктор Сафонов сказал «Вставить клизму в горло радиатора» и вставили по самый обрез горловины. Процедура промывки студёной водой внутренностей радиатора и рубашки двигателя не была опасной, и не могла привести к воспалению лёгких, процедура позволяла в щадящем режиме притереть все трущиеся части только, что перебранного двигателя и длилась совсем не долго, так что опасения козлика были напрасны, да и никто собственно не собирался прислушиваться к чужому мнению, сказали «Клизму», значит на мойку и шланг тебе в горло, муха тебе в рот. Да скажи спасибо, что не в другое место, а то ведь у нас всё через то место делают (на счёт обкатки двигателей не наслышан, сведениями пока не располагаю). Рядом с мойкой располагалось помещение газоэлектросварочной мастерской, где тоже была организована кипучая деятельность стильных солдат, одетых в чёрные очки, клёвые немецкие рукавицы от Шульца, комбинезон от Вайса и сапоги от Верховского. Рядом с хлопцами стояло устройство явно не земного происхождения, чудо 18 века, бочка карбидной сварки, которая до сих пор оставалась в рабочем состоянии и могла даже варить чёрные и цветные металлы, и говорят, что при передислокации части в Союз, была вывезена одной из первых, и что эта самая бочка служит и до сих пор. Я понимаю ценность данного изобретения и я преклоняюсь перед её изобретателем, который сумел объединить два в одном полезных начинания. Эта бочка, заряжаемая камнями карбида, могла производить чудную белую краску для побелки бордюров и при случае даже варить металлы. Варить металл ей нравилось меньше всего, бочка пукала пузырями, кашляла, стреляла по своим, но варить не собиралась и только в руках отдельных и очень способных солдат, могла уступить и заварить требуемый участок крыла машины. Производительность извести этой бочкой равнялась 110 процентов, а производительность в режиме сварки около, минус 110 процентов. На мой взгляд проще было сложить все спички, потраченные на зажигание факела сварки, и варить ими и я больше чем уверен, что эффективность оказалась бы такого вида сварки гораздо выше, чем сам исходник, карбида. Громкие хлопки гаснущей сварки пугали нас своими выстрелами и мы старались в такие моменты находиться подальше, шагов на тридцать. У помещения электогазосварочной всегда толпилось большое скопление народа, но нас там редко видели, почему? Напишу в следующем рассказе. А пока нас, как стадо более менее похожих на баранов, согнали в кучку к самой раненой машине в роте, Уралу, у которого что-то хрустнуло в области раздаточной коробки, так что ходу не стало и машину притащили на галстуке и бросили перед «Ямой». Яма была внутри ангара, Урал снаружи её, сил затолкать израненную технику вглубь ангара не было и демонтаж раздатки находчивые люди решили проводить зверским дедовским способом, да пусть меня простят цензоры, ибо словосочетание очень народное, но не очень литературное, короче, снимать раздатку решили «Пердячим паром», так потом выразился зампотех по этому поводу. Этот способ демонтажа заключался в том, что под машину заползало народу столько, сколько могло там поместиться, человек пять или шесть. Каждый, кому удалось дотянуться до коробки и карданов, намертво за них цеплялись руками и изо всех сил удерживали тяжеленные железяки, лёжа на спине и получая в лицо все запасы грязи и мазуты, накопившиеся там за десять последних лет. Все кто смогли туда попасть прошли предварительный медосмотр самозваным терапевтом тире мотористом и были допущены до данного вида работ, росписью в своей судьбе. Роспись была виртуальная, работа не бей лежачего, делов-то на пятнадцать-двадцать минут, всего-то. Моё тщедушное, неокрепшее на перловке тело, под машину допущено не было, хотя оно туда тоже активно стремилось по причине охватившего всех азарта и оказанного свыше доверия. Поскольку повалятся вместе со всеми нам не дали, то запретить активно помогать советами нам никто не запрещал, то мы изо всех сил и принялись это делать. Устройство раздаточной коробки и способ её крепления нам всем был известен ещё из школы, способы снятия её с четырёх болтов тоже сложности не представлял, народу под машиной было более чем достаточно, и что могло помешать нам это сделать, и заработать в копилку ещё одну благодарность. У нас так говорили «Сделал одно полезное дело в роте, один грех с тебя долой!», и скажите, а почему бы не попробовать избавиться каждому хотя бы от одного греха? Почему не попробовать? Ну вот и попробовали в тот день. Одни сверху крутят болты, другие снизу тянут руки у славе, третьи раздают бесплатные советы. Четвёртых на месте в этот день не оказалось. Зампотех и взводный крутились, как белка в колесе перепачканные мазутой и только мама родная, могла узнать в них всё ещё любящих её сыновей, хотя и редко отвечающих на её письма из далёкой России. Закрутились четвёртые, потеряли бдительность над первыми, вторыми и третьими, и чуть головой за это не поплатились. Первые, вторые и третьи крутили, держали, советовали, но забыли за этим занятием, что «Поспешишь, людей насмешишь» относится в данный момент времени ко всем нам без исключения. Что легче, лежать или крутить сверху накидным ключом? Конечно лежать, скажете вы, вот на это и делался весь расчёт ротных умников, лежи и жди манны небесной. Народу тьма, все крепко держат, выражение лица каждого тому подтверждение, всё по честному, крути Гаврила, спасай Россию. Когда наступит час «Ч», обещали сверху покричать, да и те, кто не раз на гражданке проделывал эту плёвую процедуру, не сомневались в её успехе, короче, крути и поменьше рассусоливай, руки отекать уж начали, но молчок об этом, а то за слабака примут, а тут сами понимаете, каждый бонус дорог. О бонусах тогда мало кто слышал, но сведущие люди говорили, что это очень полезная вещь и может сгодиться в хозяйстве каждого солдата. Пот стал выступать от мыслей о незнакомых бонусах, голые ладошки побелели от оттока крови, тонкие иглы стали покалывать внутри вен, локти промокли от сырости, в глазах стали появляться радужные круги такого интересного цвета, что на уроках физики таких и не видели во время опытов по интерференции света в ресницах при зажмуривании, просто загляденье, ну надо же какой интересный у кругов оттенок. Круги стали становиться в глазах нижних всё красивее, иглы заменили вены, дыхание соседа стало невыносимым от съеденного на завтрак, команды на плавный спуск пока не поступало, коробка всё ближе и ближе касалась лица, карданы всё ниже и ниже, напряжение же становилось наоборот, всё выше и выше, и наступил вдруг такой момент, что каждый из лежащих решил действовать самостоятельно, не очень прислушиваясь к командам верхних. Произошло то, что и должно было произойти «Низы не хотели жить по старому, а верхи не могли управлять по новому», ибо все они принадлежали к разным призывам. Верхние не понимали, что творится там, внизу, нижние обрадовавшись скорейшему избавлению от тягомотины в сотню килограммов, решили ситуацию ускорить и начали раскачивать коробку в разные стороны. О существовании четырёх коротких и длинных карданов, выходящих из раздатки в разных направлениях, естественно из виду упустили, а что о них собственно можно беспокоиться, тоненькие палочки из трубы, веса совсем никакого, да и руки ко всему заняты другим, а седьмого и восьмого под машину нельзя запихнуть, коробку ещё дальше передавать придётся, так что пусть их, каши они не просят, есть дела поважней, весь взвод собрали, не хухры-мухры. Шум снизу машины стал нарастать, первые болты крепления выпали из резьбы, коробку перехватили первые везунчики, тела лезжащих пришли в подобие движения на месте, первые карданы стали с чмоканьем выпадать из шлицов, коробке придали ускорение сверху вбок, и она благополучно оказалась уложенной на специально подкаченную тележечку типа скейтборда, такой же тоже на четырёх подшипниках. Мы, бездельники из числа умничающих советчиков, предусмотрительно перехватили инициативу в свои чистенькие ручки и радостные покатили последнюю в цех к мотористам, лучшего занятия мы и не мечтали в этот день получить. Радостно избавившиеся от возложенного на нас доверия, мы выскочили наружу и остолбенели от увиденного. Все бойцы из числа лежачих, перепачканные пылью радостно раскуривали «Донские», дым принимал форму лёгкого пожара, гам стоял от удачно проведённой операции по простому, народному рецепту, и всё было бы «О кэй!», если бы не один боец, которому полежать на земле и ощутить себя полезным обществу человеком, показалось более рациональным. Он, тот боец лежал теперь не на спине, как во время ответственейшей операции, а почему-то на пузе, а такое положение лежачие, помнится, приняли тогда, когда коробка пошла вниз и надо было скорее ретироваться из под неё, но продолжать поддерживать, ибо она могла или придавить тебя или кокнуть по краю тележки, а тебя достать другим концом платформы и выбить зубы. И лежал этот боец почему-то продолжительно долго и как-то неуклюже. Лежал и не реагировал на просьбы выползти, закурить со всеми, не выползал и при первых лёгких ударах по подошве сапог, не выползал и когда к нему заползли духи. Отказывался переворачиваться на спину, отказывался отвечать на вопросы, как таковые, припух и оборзел. И припух пожалуй сильнее чем сами дембеля, припух даже тогда, когда приказ зампотеха выползать, не возымел своего действия. Вытащите его за шкирку, ишь разлёгся, боров. О боже, тащить-то бегемота из болота наверное было всё таки легче, чем молодого и упитанного духа, его тело было тяжелее бомбы, его ноги были весом по сто килограммов, его глаза были белыми и в них отсутствовали зрачки, их не было вообще, они закатились и были видны молочно-белые белки глаз, а в них ничего! Боец не подавал признаков жизни, он был без сознания и по-видимому уже более чем давно. В нём угасла жизнь, он был чем-то убит, а может ещё пока живой, но нам от этого только становилось всё страшнее и страшнее, мы понимали, что кому-то топать в дисбат, а кому-то ещё дальше или ближе к городу Берёзову к Александру Меньшикову, туда в низовья Енисея. Что могло такого произойти, ведь коробка-то цела, она удачно бухнулась на скейтборт, болты в своих гнёздах остались, так что явилось причиной травмы молодого бойца? Причиной, как выяснило следствие, оказался коротенький карданчик, который упустили из виду и который, оказавшись в положении забытого всеми, решил напомнить о своей важной роли в системе привода автомобиля марки Урал, он тихонько высунулся из густо-смазанных шлицов, тихонько соскользнул под шумок братвы и так же тихонько самым кончиком, самую малость тюкнул человека промеж позвонков, так тихо, что потери сознания бойцом никт
Анатолий: Володя М., по моему не хорошо называть, а вернее обзывать своего ротного большим кривлякой и стервецом, знающим свою безнаказанность..., тем более, по моему, он очень хорошо к тебе относился (не сомневаюсь в том, что и ко всему л/с роты, в том числе), даже отпуск тебе объявил, когда ты был еще салагой... Сначала ты, по моему, выслуживался перед ротным и другими офицерами и прапарами - чтобы получить отпуск (за что, с твоих же слов, только на другом сайте, тебя Деды чуть не убили), а теперь пишешь о нем как о кривляке и т.д., да и о других - не лучше... Постыдился бы хоть немного, такое нелицеприятное писать, что все такие сякие, вдобавок тупые и думающие только о сервизах и коврах... Уж точно скажу - зависти твоей нет предела! Даже бедным поварам досталось... А ведь их служба, по моему, самая тяжелая, причем и будучи стариками пашут - через день на ремень. А есть мяса или каши вдоволь - это его право!!! И от этого не убудет! Ну а то, что тебе всегда доставался кусок сала с печатью и щетиной - это дело рук "Нечистого", того самого, что с рожками - он так метит себе угодных. Об этом всяк солдат знал!
Sergei: Привет наш новый сослуживец.Миша,надеюсь,что останешься.ты по ошибке попал в штаб дивизии.Я тебя перенес в наш полк.А Анисимова я хорошо знал.Мы были в приятельских отношениях.И прапорщика Широбокова,тоже.Пиши.На первой странице инстция по заполнению профиля.Для простоты общения...Ждем на страничках.Зайди в Границы гарнизона,да и другие страницы интересны.Присоединяйся.Ты попал домой!!! Фотки грузятся через мужика в пиджаке.Это над таблицей сообщений.
avakum: Серёга блин это я его сюда переставил...Его пост вообще был открыт как новая тема..А он ЗКВ у комендачей начинал службу..
Sergei: Главное что бы не пропал...а ходит пусть везде!!!
Сергей Е: Привет всем. Мой отец Евдокимов Алексей Васильевич служил в управлении дивизии в отделении связи с 1963 по 68 год. Сейчас он живет в Днепропетровске. Высылаю несколько фотографий из его архива. (третий с права Иван Зыков , второй справа - Евдокимов
Сергей Е: На первой фото попробовал как пойдет, даю следующие Подпись на фото: ЧССР Карловы Вары 68г. Засыпкин, Крючков, Белянко, Гаевский, Карпухин, Евдокимов, Кленов
Сергей Е: Офицера управления дивизии на 7 ноября (дог 65-66?) Попал в кадр - второй справа я. Рядом с отцом (второй с лева военный переводчик - по-моему его фамилия Фиш
Сергей Е: Всем сослуживцам с наилучшими пожеланиями майор в отставке Евдокимов Алексей Васильевич
Sergei: Очень хорошие фотки.Я в это время тоже был в Галле.Привет и из моей молодости.А первое фото у штаба дивизии?
Александр220365: Сергей Е пишет: Всем сослуживцам с наилучшими пожеланиями Сереж, отцу наилучьшие пожелания и большой привет от всех нас!
Ldz: Сергей Е пишет: по-моему его фамилия Фиш Или Фишер?? Он еще и нашим соседом был по площадке. Жил справа от нас, а вы - слева. Дяде Леше здоровья!
Сергей Е: Да, действительно фамилия переводчика Фишер, я сейчас вспомнил. А первое фото очень похоже, что у штаба
морская: Сережа! Спасибо за фото. Папе наилучшие пожелания! Мне, кажется, среди наблюдающих за парадом 7 ноября проглядываются Люда Архипкина (1970) и Лиля Клычкова (1971 Б). Насчет здания штаба дивизии сомневаюсь. По-моему, на заднем плане какие-то плакаты
Sergei: А помоему окна.Нет?Надо скопировать и увеличить...Помоему это на повороте -прямо к входу штаба дивизии,а налево к типографии и ком роте...
Владимир Мельников 3: Шаг вперёд, два шага назад или первая получка. Осень 1980 года, погода просто шепчет, розы на кривых ножках, не один раз попробовавшие на своей шкуре действие садового секатора и оттого принявшие такую уродливую и однобокую форму, тем не менее не собирались уступать сезонному похолоданию и казалось кричали, ну сколько можно нас кромсать, дайте пожить спокойно, никакой зимы не будет и оставьте нас в покое, дайте нам людей порадовать своею неземною красотой. Розы пышно цвели именно от такой омолаживающей обрезки, это называлось, уход и забота, но розы понимали это по-своему, обрезание по самый не балуй и точка. Розы были высажены вдоль дорожки от стелы и аж до перекрёстка перед штабом и артполком, розы радовали глаза и поднимали настроение у всех, кто шёл к штабу мимо нашего забора, забора автомобильного парка комендантской роты. Розы росли на клумбах и на противоположной стороне дороги и радовали своими пышными бутонами тех, кто шёл от пушкарей до ГДО. Розы требовали за собой ухода и обеспечивать его поручили нам, самым молодым обрезальщикам в роте, почти людям, прибывшим в роту для выполнения самых чёрных видов работ. Территория автопарка комендантской роты была очень обширной и по своим размерам могла соперничать с футбольным полем. Она была обнесена сетчатым забором со всех сторон, а с тыла прикрывалась двухэтажными боксами(ангаром), первый этаж которого принадлежал нам, а на втором этаже располагался склад автозапчастей, он нам не принадлежал, но нас регулярно припахивали там арбайтен. За Ангаром располагался клуб артполка, а пространство между ангаром и клубом было размечено квадратиками и дорожками, и использовались нашей ротой в качестве миниплаца для малолетних воинов. Закреплённая территория за комендантской ротой была гораздо обширнее внутреннего пространства. Сразу за клубом артполка начинался сквер, он тоже принадлежал нам, стела входила в сферу нашей деятельности, территория у офицерской столовой и вся территория от ГДО до артполка тоже была нашим ярмом. Кто служил в комендантской роте, тот должен помнить, что самым ответственным занятием была уборка территории, ибо те места, что были перечислены, были самыми ходячими и посещаемыми высшим офицерским составом и к качеству уборки территории предъявлялись самые высокие требования. За первый месяц нахождения в части мы набегались вволю, находились гусиным шагом до дыр на попе, гуталин от сапог можно было на досуге соскабливать скребком, но за неимением такового скребли ногтями и лепили катышки. Духа из нашей роты только так и можно было вычислить, постирушки в автопарке с применением бензина нам были противопоказаны во избежание расхода горючего и опасности быть сгоревшим заживо. Конечно мы не поверили ни первому, ни последнему, страна наша огромная, бензина море, вода и мыло плюс ветер сделают своё дело и о факелах не может быть и речи, но! Но какими мы были тогда малыми и глупыми, как выражался наш взводный прапорщик Сергей Гузенко. Не далее, как через год, нам был зачитан приказ о том, что в энской части группы войск сгорел заживо боец из автопарка. А дело и впрямь оказалось глупейшим. Боец наполнив канистру в 35 литров с обрезанными краями бензином, погрузил в неё свою хэбэшку и не придав обработке водой с мылом, а просто пожамкав ручками, вывесил на солнышко на ближайшем к мойке заборе. Не дав толком просохнуть он напялил её на себя и удалился на солнышко в курилку досыхать. Курилка на то она и курилка, там нормальные люди учатся курить, чем и занялся наш потерпевший. Народу было много, все уже курили, только вонючка не приобщился пока к нормально курящим людям, и последнее не заставило себя долго ждать. «Угостите сигареткой, спасибо, зажигалка своя имеется, бензиновая» сказал боец в бензиновом костюме и зажав краешком челюсти папироску, чиркнул зажигалкой! Кто пользовался по молодости таким способом прикуривания, должен знать, что бензиновой зажигалкой могут пользоваться не только рядовые бойцы Красной армии, но и факельщики зондер-команд при неимении огнемётов. То же самое произошло и с тем несчастным хлопцем. Момент истины был очень близок, человек в мгновение ока превратился в факел, сидящий рядом с нормальными курильщиками. Пары бензина на солнышке создали своеобразное облако из паров, способных воспламениться от искры и произошло именно то, что год назад предсказывал нам наш взводный. Никто и не думал, что такое возможно в реальной жизни, никто не был готов к оказанию помощи, никто не имел под рукой элементарного одеяла или куска брезента, которые можно было бы накинуть на горящего человека, никто не мог просто приблизиться к мечущемуся человеку в огне. Как его спасать, чем? Дальнейшее не надо предсказывать, человек получил ожоги, не совместимые с жизнью и конечно погиб, ибо пылать и пытаться сбросить куртку, сапоги и брюки нужно время и нормально работающее сознание, но в подобном случае шансов это сделать очевидно оказалось мало, паров было видно наоборот слишком много, а мойка видно была, как у нас, в 50 метрах от курилки, да и поливать ожоги водой не есть правильно с точки зрения медицины, не известно, что страшнее, ожог или ожёг политый ледяной водой из грязного шланга. В приказе конечно всё было сказано короче, но додумать недодуманное проще простого. Я и сам раньше считал, что полоскают водой только для того, чтобы не воняло тошнотворно бензином от такой робы. Как видите, я ошибался. Но лично со мной произошёл случай подобный этому, но только не с одеждой, а кое с чем другим, но об этом расскажу в других рассказах. Итак о розах. Розы нас ждали, но мы к ним не очень-то и спешили, у нас были свои «розы», у нас в роте был день выдачи денежного довольствия, денежного удовольствия, как мы впоследствии окрестили, день выдачи сигарет и сахара-рафинада. Слаще дня не бывает, гуще дыма не найти, чем в этот день. Курят все, курят всё что наскребли в проходах между станков в конце месяца на сигаретных фабриках, курят сигареты, трещат внутри папиросок дрова самосада, но всем по барабану, что там трещит и почему бумага вспыхивает пионерским костром, соси дым-пакет, получай кайф от долгого никотинового голодания. Полтора десятков пачек и пара коробков спичек не могут в полном объёме удовлетворить потребности современного курильщика, норма сигарет должна быть, как минимум под тридцать пачек. А спичек так и все сорок коробков подавай к таким, самозатухающим сигаретам, говорят что в своё время, наша знаменитая фабрика спичек в Балабаново, получила орден и было это в годы войны. А получила фабрика орден за то, что когда немцы оккупировали Балабаново и захватили весь годовой запас спичек и с их помощью пытались спалить окружающие населённые пункты, а спички отказывались зажигаться и город Балабаново дожил до освобождения в непревзойдённом виде, а посёлки стоят и по сей день, и тот орден до сих украшает фабричную проходную, на которой всё так же до сих пор делают спички отвратительного качества, на случай войны звучат слова оправдания. На второй орден тянут производство, может оно и правильно, только крики в ночи «Спичку!», до сих пор звучит в моих ушах, до сих пор напоминают о замечательном городе Балабаново, где делают огнебезопасные спички. Всю неделю в роте все разговоры были только о получке. Говорили, что в первую очередь каждый купит в чайной, сколько будет отложено на дембель, сколько отпущено на подшиву и зубную пасту, кто с кем пойдёт посидеть, чем будет накрыта поляна. Нам денежное довольствие светило в 25 марок, светило но не грело, как в том анекдоте, когда жена выдала трёшку мужу и велела в парк на аттракционы сводить, а когда дочурка, весело подпрыгивая, спросила «Папа, хорошо бы мороженного и сладкой ваты купить!», «Хорошо бы моя хорошая, ой как хорошо бы, но денег только на водку!», в нашей роте существовал «Котёл», в этот котёл и валились наши доходы полученные при стрижке роз и уборке территории. Деньги конечно плёвые, но а подумайте сами, сколько получают сегодня люди, убирающие газоны? Сущие крохи, не зря ведь нынешних бойцов убирают от низкооплачиваемых видов работ, долой от мытья полов, долой от уборки территории, долой стрижку роз, долой постирушки в бензине, долой давно отжившее, даёшь огневую подготовку и марш-броски в кроссовках. Кто первый придумал котёл в нашей роте этого я не знаю, когда он возник мы не помнили, но то что наш призыв прекратил его печальное и позорное существование, это точно. Мы первые перестали отдавать марки, как только ушли осенью демоны ночи в 1981 году, каждый стал собирать денюжку себе сам, каждый верой и правдой копил на свой чемодан с наклейками. Но в первую получку нам солнце пока плохо грело, оно грело руки другим, с жадностью изымающим наши крохи себе в котёл. Какие только способы мы не придумывали, чтобы не отдать деньги, и в санбат лечь, и не являться в этот день под раздачу, и попасть на недельку в наряд, но и рейдеры тоже не собирались с нами чикаться, отжать и никаких гвоздей! Ещё с вечера пошёл шум, шум исходил от жёстко поставленных речей рейдеров, угрозы и предполагаемые последствия серьёзно воздействовали на наше моральное состояние и намёки ротному и взводным по поводу сохранения марок, наталкивались на вопросительно-удивительное выражения лица, деньги ваши, делайте с ними, что хотите, но чтобы сапоги были нагуталинины и спереди для себя, и сзади для старшины роты, чтобы зубы сияли блендамедом после помарина, чтобы подшивы хватило на месяц, чтобы бляха с пуговицами сияли, как у кошкиного котика, а на остальные марки, вы имеете право сходить в чайную и попробовать настоящего эрзац-продукта ГДР. Короче, деньги ваши и проблемы их сохранения естественно возлагаются на вас. Почему мы должны были отдавать сейчас, и как стребовать потом себе с других свои мани? Какой смысл в такой услуге? Почему такие большие сейфы для оружия и почему нет в кубриках мини-сейфов для обычных жлобов? Как сохранить крохи до дембеля, как сохранить вещи от воровства, что потом делать с этими тряпками на гражданке, и зачем они были вообще куплены? Глупости временно перемещённых людей на большие расстояния, не более того. Но как бы то ни было, день получки приближался и то, что отдать придётся 15 марок из 25, сомнения не вызывало, наступило, как говорят психологи, состояния зависимости террориста и жертвы, то что наблюдали в Буйнакске, что было на Дубровке, жертва скрывала своего рейдера-рекетира от старших, и вступала в особые отношения с ним. С одной стороны жертва желала смерти террористу, с другой стороны жертва понимала, что со смертью террориста наступит и его смерть, что подтвердила сама жизнь, и то что не отдать было нельзя, это точно. День получки начался с кучкования в курилке. Кучки создавались не самопроизвольно, их создавали интересы и возможности отдельных индивидуумов. Писаря предлагали фальшивые печати для деклараций, отпускники предлагали за 3 марки декларации без печатей, за 5 марок декларации с печатью Брестской таможни, водилы предлагали сделать обмен на вокзале совзнаков при помощи этих деклараций, предлагали в Центруме прикупить на дембель хороший спортивный костюм или костюм праздничный, жевачки или косметику, хорошую ГДРовскую обувь, сорочку маме, колготки невесте, и другое. Командир роты моргал замполиту и делал знаки взводным «Берите на заметку», смотрите чтобы не накушались ночью, усилить дежурство, быть три дня как минимум начеку, не допускать попадания в руки «Фаустов» из офицеской чайной, что у ГДО, шманать въезжающие автотаксистов из города, проверить все норки и схроны на предмет выявления заготовок из спирто-содержащих веществ. Завтрак был спешным и нервозным, в нашу сторону было обращено много взглядов со стороны столов старослужащих, ядовитый смех, преисполненные удовлетворения от своей значимости улыбки рейдеров из числа старослужащих, мечущиеся взгляды старшины роты, одёргивания и предупреждения в открытую мерзавцев, извиняющиеся и кающиеся Магдалины, гадость и мерзость осознавания, что сейчас кого-то поимеют на 15 марок, и будут это делать три периода, пока рак на горе не свистнет. Лучше бы вовсе не выдавали, могли бы выдать перед дембелем, а за подшиву и гуталин вычесть перед окончательным расчётом. Каша из пшена, с лужами жёлтого жира поверх, не лезла в глотку, сало из выжарок хрустело во рту, чай с маслом палил нутро, песня до роты была погребальной, а настроение было «Швах». Верите, пока шли до роты, слова песни не помнили, только рты открывали, все мысли были только об одном, эти мысли были печальны и выражали надежду, последнюю надежду, надежда была сродни людям, обречённым на газовую камеру, а может не меня? Может пронесёт? Может отсрочат или передумают отбирать, может испугаются самого старшину роты? Построение перед ротой, «Молодым бойцам получить свою первую получку», честь согласитесь высокая. Ход очень правильный, вот вам уважение, вот вам первый транш, делайте что положено с довольствием, не ходите потом, не гундите с жалобами, что отобрали. Получил и в нору, пока дед получит, а ты уже «А нету», да только на что скажите, существует такое понятие, как телепатия? Картина с которой надо писать маслом: цепочка в 36 человек молодых намеревается получить свои 25 марок, а рядом её очень плотно окружила толпа в равное число дедов, и каждый своему духу в сотый раз посылает, кто глупую, вымученную улыбку, кто дружбанский гэ-э-э-э, кто показывает строптивому ладонью по шее, кто окосел поди уже от подмигивания и дёрганья головой, кто тупо смотрит мимо, делая вид что всё в порядке и попробуй ты у меня забалуй, вечер наступит сразу после раздачи. Но как бы то ни было, а число поставивших подписи всё увеличивается и увеличивается, число дедов в коридоре тоже странным образом стало уменьшаться, вроде прошла жажда близких мани, куда же вы? Ах, на воздух, ах душно, что-то стало! Ну-ну, дело хозяйское, меньше народу, больше кислороду. Моя очередь естественно на букву «М», где-то в серединке. Командир роты просит поставить подпись, а заполит даёт напутствие как лучше потратить 25 марок, хомач и скаберзник предлагает каждому 17 способов, как потратить 25 марок, он успевает за минуту их все огласить, посмеяться над своею находчивостью и над нашей юностью, пожать «Пять» и крикнуть «Следущий». Марки разноцветными эрзац-фантиками и алюминиевыми медальончиками сыплются в боковой карман и моё милое и хрупкое тело попадает в мощные и дружеские объятия Сергея из Омска, очень весёлого и добродушного деда. Дед-Сергей был богатырского роста, блондинистым и от души добрым человеком, он носил причёску из высоко-зачёсанной вверх копны блондинистых волос. Фуражка Сергея держалась на макушке лишь на последней волосинке, брюки были ушиты на манер московских проституток, куртка была укорочена и приталена так, что о наклонах влево или вправо не могло быть и речи, а чтобы сходить в туалет, надо было раздеваться до пояса, сапоги были в юном возрасте нагуталинены и пройдены огненным утюжком и стали хромовыми, такими, которые и ротному никогда не снились. Ремень у деда-Сергея висел там, где и положено находиться бронежилету для яиц, в самой нижней точке, ворот курки был расстегнут на пару пуговиц и грозилдеду-Сергею гниением в нарядах, но странно было то, что он этому был только рад и сам искал повод попасть туда, причина этого станет нам известна только по прошествии полутора лет. Зёма, старшина роты разрешил пригласить вам сходить в чайную, но чтобы вас не обобрали другие чижики, если хочешь, можешь пойти с нами. О том, когда и как он будет отбирать деньги было умолчено между строк. Приглашение было с удовольствием принято, разрешалось сходить вместо ужина, но моё желание было маленько подкорректировано, посещение сразу после ужина, уж больно поесть хотелось на халяву. Выдача денежного удовольствия продолжалась, опорожненные карманы молодых бойцов, маленько снизили степень удовольствия, но зато включили мозг, как не отдать деньги на подшиву и гуталин? Умные головы предложили порвать на подшиву одну из простыней с той койки, что стоит в кубрике с номером 13, заправленной, но не используемой по прямому назначению. Кто-то предложил разжиться гуталином из запасов старшины роты, пусть он в железной банке и не блестит, но чёрт с ним с этим блеском, своё пузо дороже, говорят в генеральском магазине чего только нет! Всё, точка, сказано, украдено и порвано на куски, осталось только одеяло, видно о никчёмности и второй простыни кого-то тоже мысли посетили. Ура, деньги не отжали, они в левом кармане и я молчок! Вот так удача, а про меня забыли. Все рассказывают какой его дед крутой и как его другие уважают, что дед обещал всякие послабления по службе, обещал отмазать от припахивания другими дедами, а только если сам только очень сильно возленится в наряде или если вдруг неслыханно захандрит по тоске о доме, ну тогда мол придётся за него поарбайтен маленько, но это ещё так, чисто теоретически, ну а твой дед, что обещал? Пригласил с ними в чайную и старшина им разрешил. Не хило, а деньги забрал? Нет, вот они. Врёшь, покажи! Вытаскиваю 25 марок, глаза у всех по семь пфенингов, и что ты собираешься с ними делать? Что-что, спрячу, а что не удастся спрятатиь, понадкусываю. Разговор состоялся в здравом уме на розовых плантациях. Мы стригли розы, деды стригли нас. Я остался не стриженым, но оттого, что я таким остался, мне было на душе гаже всех, хоть самому иди и отдавай, только быть бы, как все, как розы. Пока мы мирно лялякали мимо нас проходили офицеры с разным количеством звёзд на погонах. Как нас в роте наущали, так мы и нагло делали, нас учили плохому, учили не отдавать честь офицерам ниже капитана, говорили, что только кто капитан, тот уже уважаемый человек и от того можно нарядец себе огрести. Нашу бдительность усыпили деньги и жажда наживы, мы перестали ловить мух, как у нас говорили деды, мы обнаглели и перестали вообще отдавать честь. Ну сколько можно, идут и идут по дороге к штабу, а ты на коточках, весь в колючках от роз, всё на тебе в грязи, а тут надо отвлекаться, вставать, одёргивать грязными руками гимнастёрку и отдавать честь, скажите, а когда стричь розы? Погода смак, тепло, денежки в кармашке.Из репродуртора ротной кинобудки громко на всю округу звучит «Кто виноват?» из Смоки, «Билет в один конец» из Эрапшн, «Всё напоминает о тебе» из нашего и не нашего, на душе состояние «Счастье есть!», секатором по кочерыжкам оснований роз, порадовали и хватит, дайте другой загогулине право на бутон! Вернулась первая партия из ходоков в генеральский магазин, конфеты в пакетиках, печенюшки в целлофане, кола вместо пивной бутылки неестественно зажата в руке, вкус колы напоминает вкус Байкала или чего-то капустного, печенье горит от зажигалки и после этого возникает желание его не есть, но как же его тогда другие покупают и едят? Пошла вторая партия, заказ увеличился вдвое, мои денюжки лежат там же, в левом кармашке, вечером гуляем с дедами, а то! Какие печенюшки, какая кола? Стриги розы и жди вечера, всё будет тип-топ, культурно, цивильно, как положено! Вторая партия вернулась из генеральского магазина, толпа стала на дорожке гуще, места для прохода старших совсем не осталось. Кто знал, что настало время негатива, ведь с утра сплошной позитив, настало время приколов, приколов не с нашей стороны и не нам в радость. Нечистая сила, как известно появляется очень и всегда незаметно, так и в этот раз. Не успели мы глазом моргнуть, как послышалась команда «Товарищи солдаты, смирно!», нарисовался не сотрёшь, перед нами возник подполковник в плаще и фуражке и требовал к себе внимания. Я оказался крайним к нему и крайним среди друзей. «Почему честь не отдаёте? Вы знаете, кто я такой? Как нет? Я заместитель комдива!» Я в шоке, пробую за всех отдать честь, но команда отставить, кругом, бегом марш и я отбежав на десять шагов, с шести шагов начинаю печатать шаг и идти по стойке смирно с поднятой рукой. Товарищь гав-гав-гав, рядовой Пупкин и всё такое в том же духе. «Отставить!». Полезай ко мне в карман и тащи то, что там находится, быстро! Я руку в карман чужому человеку опускал первый раз в жизни, страх и мерзость, засунуть руку в карман замкомдиву! В кармане мелочь, я в недоумении, что тащить? Тащу монетку и сам не знаю зачем я это делаю, а мне «Называй!», что называть я не могу понять. «Называй размер монеты!», три копейки говорю. Три наряда в неочереди, подойдёшь и запишешься к старшине роты и впредь прошу подобного не допускать! Так я в один день поимел и счастье и горе в одном флаконе, другие тоже прошли и вытащили свою монетку, дневалили долго, бегали на другую сторону дорожки при появлении замкомдива, он видел конечно это всё, но делал вид, что не замечает. День был испорчен, деньги тянули карман, до вечера далеко, а что ещё вечер даст не известно. Вечер подкрался незаметно, перед ужином попросили молодых показать 25 марок, деды стояли белее бумаги, коленки подкосились, но всё сошло, как нельзя лучше, каждый выходивший перед строем, врал не моргнув глазом и перечислял покупки сделанные лично им в чайной или генеральском магазине. Моя очередь подошла в серединке и 25 марок из левого кармана поставили точку в шмоне, и дедам разрешили пожить до следующей получки. В чайную я всё таки попал, долго смеялись деды за столом над Сергеевой находчивостью и моими 25 марками. Деньги были у меня и отдал их я перед дембалем, но на хранении они были, как ни странно у меня и меня это устраивало. Знал, что отдавать придётся, но отдал спокойно. В чайной посидели, интересно было послушать про смерть Высоцкого, про Олимпийские игры, про Москву. Пили колу, ели печенюшки, платили в складчину, правда потом всё равно мои мани Сергей с друзьями выдурили, правда спользой. Предложили фотки сделать на память и послать домой, ну кто от первых фоток окажется? Каждая фотка у него стоила 2 марки, иногда 3, но что не сделаешь ради фоток. За разодранную простыню нам накинули пару нарядов и долго потом мелкими воришками считали, не очень хорошо мы поступили, но как говорят, не мы такие, мир таков. Хотя я с этим не согласен. Да ну их те марки! Прошли они прахом.
avakum: ВСЕМ ВНИМАНИЕ!!!ЗАПАСНОЙ ПОЛИГОН,НАШЕЙ ДИВИЗИИ http://nazadvgsvg.1bb.ru/
Владимир Мельников 3: Продолжение рассказа про получку. День ГТО.(часть первая) День ГТО. День получения денежного довольствия не всегда совпадал с днём выдачи сигарет и сахара не курильщикам. Вчерашний день показал правильность этого решения, получив первые свои кровные фантики-деньги, первогодки всеми правдами и неправдами двинули свои стопы в чайные и универмаги. За месяц службы успели присмотреться, провести так называемую рекогносцировку местности, проскочить пока в холостую сии злачные места. Меня судьба забросила сначала в генеральский магазин, а уж потом только в первые две ближайшие чайные, первую, что у ДОСовцев, вторую, что у артполка. После получения первых практических навыков по стрижке роз и комплексной уборке территории, мы неожиданно для себя схлопотали по тройке нарядов, совершив так сказать, первый свой залёт и не какой-нибудь, а самый высотный, какими нужно быть идиотами и как нужно любить колу, чтобы не заметить человека, ростом метр восемьдесят пять с погонами подполковника? Как легко сбиться в стадо жрущих печенье и как трудно выйти из запоя бесконечно длинной череды нарядов по роте! Вкус печенья долго не проходил, но дело теперь уже даже не в печенье, застрявшем в зубах, труху быстро выковырнули, дело было в том, как объяснить старшине роты, что мы вляпались в дерьмо по самые уши? Как посмотреть после этой объявы ему в его голубые глаза? Служить в комендантской роте, это очень высокая честь и почётная обязанность, в роту отбирали лучших из лучших, в роте не было ни одного кавказца, служили только белые люди, были казахи, узбеки, татары, мордва, чуваши, удмурты, башкиры, украинцы, белорусы и молдоване, но ни одного кавказца. В роту люди попадали очень хитрым способом, если шёл за молодыми ротный, то жди людей из Борисполя, Фастова, Полтавы, Черновцов, Львова, если шёл старшина роты, то появлялись те же люди из Украины и Молдавии, если шёл Гузенко, командир самого боеспособного взвода мопедов, то опять появлялись люди ротного и старшины роты (люди с Украины), если шёл командир комендантского взвода, прапорщик Овсяник, появлялись бульбаши, люди Батьки Лукашенко из Белоруссии. С Кавказа не брали из принципа, были на то причины. Кто служил и честно руку на сердце может положить, тот так же честно и ответит, сколько драк и махалова происходило по ночам на стадионе, скольке раз нам приходилось по тревоге, гасить и глушить в зародыше эти бои без правил. Наверное из за этого и не брали, свои своих разнимать не станут, скорее наоборот. А как же из Москвы попадали в роту масквачи? Или из Питера? А попадали тогда, когда ротный был занят и получение людишек доверяли молодому лейтенанту, замполиту роты. Замполит предпочтение своё отдавал Ленинградцам, это его люди, люди его города, города, где он учился на замполита. Недавно приехали оттуда, сказка, просто сказка, но не город. Куда бы ни ездил, но Ленинград, он один такой! Пополнение в гарнизон прибывало по железнодорожной линии из пересылки Фалькенберга, далее происходила пересадка в поле в 131 ЗИЛы, а уж оттуда прямиком на стадион 27 дивизии. Там человек из штаба дивизии выкрикивал толпе махновцев фамилии и называл их будующее место службы. Процедура была очень муторная и утомительная. Призывная молодёжь поступала неравномерно, рывками, ротный приводил по 6-8 человек, иногда приводили 2-3 человека. Призыв осенний 1980 года состоял из 36-38 человек, люди приходили и порой уходили, видно по ошибке попали, штатное расписание, штука сложное, не может допустить такого, где родился, там и сгодился. Бывало людей приводили за ручку из других частей, часто мимо карантина, да всяко бывало. Во время моего прибытия (середина октября), отбирать нас на стадион прибыл ротный и командир мопедов, мы, как сблизились в Калинине, так и здесь стояли очень большой кучкой и представляли из себя довольно хорошо сложенных и приличных салаг, небольшая доля интеллекта способствовала нашей заметности. Стояли плотно, сзади основной толпы и в бой особо не рвались, успеем, впереди 730 дней, один лучше другого. Пройти мимо нас было невозможно, а не заговорить и не покривляться Киевлянин ротный и кубанский казак Гузенко конечно не могли, да и не имели права, посраться с москвичами любимое дело каждого порядочного человека. Извечная вражда между москалями и хохлами сделала своё дело, задравши свой ротный нос, бросились на салаг с кривляками местечкового уровня типа «Ну шо хлопчикы, половылы вас там ось, ото вашы вуенкоматы, хе-хе? Поховатця ны успилы, шож ваши батькы вас так плохо поховалы? Га? Чи мало горилкы, тай грошэй прыныслы вуенкому, чи може вин сам вас спиймав у той, у вашой у Москви?», рыгагакал ротный, картавя на манер Ильича. «Ну, давайтэ, росказуйтэ як вы там працювалы у той, у вашой, у Москви? Ото кажить щас, шо вы умийетэ робыты, чому вас там у вашой, у столыци навчилы? Кажить мыни як свойому батьку, уси имийють дэсять классив, чи можэ хто и бурсу кинчав, може йе, хто йиздыть умийэ на мотоцикли, або там на грузовой машини, може хто працював у колгоспи и може чоловика на вуази, у район возыв? Йе такыйи, чи нэма? Може хто умийэ як мордопысец пысать, чи калиграфийу зучав, чи можэшь и тэ, и другэ сумийэ робыть? Кажить мини, чи можеж из вас хто по стовбам лазыть навчився, чи може хвазу от нуля втличать, чи илектрыкы есть посерэд вас? Шо вы позамовчалы? Чи вы мэнэ не понымайетэ?» «От чоловик, глазамы баче, а ничого не понэмайе!», заключил ротный свой монолог, а мы так и остались на исходной. Но правильно говорят, что не сразу Москва строилась. Перевод состоялся мигом, стоило Степана напомнить, как лучшего из лингвистов русского языка, чем ротный и взводный не было во всём СССР, партбилет пока ещё лежал в кармане, а Степан Бандера уже лежал в земле. За такие разговоры и вольности не погладят на партсобрании, кривлятся будете после 1991 года, товаришь командир в бушлате, без знаков различия, сколько угодно, можно и взносы не платить, не спросят. Короче, не фиг на юных мальчишах упражняться в раэжигании национализма, говори чего надо и катись далее вдоль строя бригады анархистов, мы присягу ещё не принимали, ваших дедов в глаза ещё не видели, самих толпа, порвём кого хочешь. Нужны водители, электрики, писаря, художники, водолазы не нужны? Жаль, опускались на военкоматовских курсах аж до 9 метров. Что нет таких глубин в Заале, ах какая жалость, есть норки в парках больше 9 метров, нет, это нам не подходит, глубже 9 метров нас не опускали, опустят ниже и ничего не будет? Как всех опустят? Ну, ведь не все прошли такую подготовку? Подготовку не прошли, но вынырнули и ничего, вот только не пойму сейчас, зачем все должны были пройти погружение в ротных норках. Зачем всех опускать. Чего-то я ушёл от главной темы, ну так вот мы и попали в роту, крепко зацепив ротного и взводного, породив новый антагонизм между мовой и нормальным языком. Ротный, поцапавшись с нами, заполучил в роту прекрасных мопедов Толяна Деревяникина, Игорюшу Собакина, замечательного банкира для финотдела Вована Бутырского, неплохого писателя Мельникова Вовёшку, но не забыл он прихватить двоих хлопцев из Молдовы, Ваню Запорожана и Витю Серенко, одного Васю из чудесного города у моря (из Одессы), одного хлопца из Омска по имени Саша Шеремет, одного украинца из Мерефы по имени, Колька Умрихин, ещё одного хлопчика из незалежной по имени Колька Цыбуля, да кажется и всё для второго захода. Люди в комендантской роте были в основном выше среднего по развитию, многие техникум закончить успели, почти все бурсу имели, кто-то даже студенческие скамейки успел потереть. Но коль зашёл разговор о людях, то принято как-то объясняться среди такого многонационального коллектива, ну так и постановили на всеобщем армейском совещании считать государственным, то бишь официальным языком в группе войск Узбекский и Украинский языки, как самые могучие, Русский язык принято было считать межнациональным языком между двумя этими этническими группами, то есть , если вам вдруг надо что-то спросить, то спросите у узбека на украинском и он вам даст точный перевод на русском, вот и делов-то. А поскольку узбек был один, то и проблемы отпали сами собой. Ну, скажите, какой смысл продолжать дальше учить русский язык, если в роте общаются только на украинской мове. Был у нас в призыве один случайный еврей из Ростова, Сергей Брукман, так у него даже обрезание было сделано запорожским, с хвостиком. Теперь мне понятно, почему в Ростовской области, Краснодарском и Ставропольском крае, Белгородской и части курской губернии, люди разговаривают на украинском, а то как же им общаться с турками и грузинами, не иначе как через этот прекрасный шевченковский язык. Ясна и причина удачного развала СССР, собрались те, кто знал украинский и порешили разбежаться, а пьяный Эльцин не понял их с будуна, он думал тост произносит, а оказалось, шло голосование, так и опять остались мы разопщёнными, как теперь разговаривать с узбеками в Москве, никто не знает, языка для понимания нет. Зх, как вы так могли поступить с нами славяне. Вы скажете, ну при чём тут язык, коль речь идёт о ГТО? Так вот в том-то и дело, что служить, это внешний фактор, а попросить подать лестницу, а принесут вам дробыну, это уже другой фактор. Как мне попросить человека, если «Чоловик», означает совсем другое, это не больше, не меньше, как муж сестры. А казённое обращение «Эй, человек!» воспринимается иным большинством очень двояко. Разделение на кучки не способствовало производительности труда, оно нас разопщало, создавало противоречия и гасилось окриком «Тикай гэть!» ротного начальства. ГТО будет чуток попозже, оно состоится только лишь завтра. Сегодня суббота, вчера была получка, завтра будет дурдом. В субботу только Брукман Сергей, лодыря давить пытался, имел право, остальные должны были грести последние, осенние листья с клёнов и платанов, так цепко державшихся на ветвях. Грести и трясти, трясти, как осенние груши. Клумбарий с розами зер гут, сказал старшина роты, а вот листья, полный швах, надо хлопчикы мойи потряхнуты трошкы на землю и воны тодди зувсим попадайють, вот так вот. Два десятка молодых бойцов, под лирические песни Юрия Антонова, разливавшиеся по округе из ротного динамика-колокола, под благословение отца нашего на земле старшины Верховского, забыв помолясь(все комсомольцы) дружненько полезли поближе к солнцу, на милые клёны, что обильно росли в парке перед ГДО и артполком. Никогда до конца не верил, когда в анекдотах солдаты красили траву и листья, чтобы осень показать, но, то что листья надо трясти, на себе проверил, работает. Работать на воздухе одно удовольствие, работать со старшиной роты, счастье, работать, не зная мовы, горе. Слышать звон, но не понимать не фига, это ужасно, ну для чего мне нужен немецкий, школьный язык? В город не пускают никогда, немок не пускают к нам в принципе, флаг с рейхстага сняли, хлопцы с незалежной рядом, вот тут, руку протяни, а я не готов их поддержать в силу слабости русского языка. Немцы иногда заглядывали в гарнизон, так, на всякий случай наверное, проверить, не нашкодили ли мы тут, временно-оккупированные, всё ли зер гут, не поломали ли чего ненароком, а при виде нас, вскарабкавшихся на деревья, успокаивались, всё идёт своим чередом, русские ещё пребывают в состоянии неандертальцев, беспокоиться сильно не стоит, кроме веток ничего не поломают и уходили на доклад со спокойной душой. Дикое зрелище для просвящённых народов, по приказу старшины роты, осень объявлять завершённой, природе приступить к получению сугробов и льда, вольно разойдись, можно дождём оправиться! Вам смешно, но нам, верхолазам даже не посчитали нужным инструкцию прочесть о высотных работах, но может и, к лучшему, больше успели до обеда натрясти листьев. Вот дембеля огорчатся, листья-то на подушку больше не упадут, ножками их, ножками, не всем вееры достались, да и не могём пока ими работать, всё больше они в траве застревают и гнутся, всё больше из строя выходят, не все желают задарма арбайтен, сачковать ничуть не хуже чем работать, проверено и доказано на собственном опыте первого месяца службы. Сопротивление материалов ниже сопротивления людей работе у первогодок. Работать не заставить ни под каким предлогом, все на одно лицо, гаже гадкого, все в прыщах полового созревания, голос продолжает ломаться, взрослые привычки копируются со старших, никто никого не понимает, никто никому не верит, каждый считает всё трёпом, не менее, язык украинский даётся с трудом, выхода нет кроме, как учить язык и пытаться делать вид, что активно работаешь, ну хотя бы активно кряхтишь, когда таскаешь на брезенте ворохи последнего листотряса до «Зебры». «Зебра», это такой специальный автомобиль, на котором вывозят на регултрование мотоциклистов-регулировщиков, а в остальное время он служит для доставки продовольствия на кухню, вывоза мусора, параши на свинарник со столовой и другого. Зебра была сначала одна, потом ещё пару прислали, так что было на чём листья возить. Два десятка человек немало для сбора урожая, зебра то и делала, что время от времени подскакивала за очередной порцией листопада. Жечь листья запрещалось, закапывать пробовали вокруг деревьев, но потом по весне пришлось проводить те раскопки, так что на тент от прицепа и волокушей к ГАЗ 66, двое в кузов и на помойку, что располагалась за горой земли от штабного тира, рядом со столовой артполка. А далее листья и туалетная бумага с этой свалки отправлялась на вторсырьё к одному гансу, приезжавшему по утрам на своём варбурге. Сначала немец отбирал цветные металлы и битое стекло, затем приезжал за бумагой, а потом и всё остальное, уезжало за город к нему. Как нам было жалко на него смотреть, он олицетворял в нас всю немецкую побеждённую нацию и своё зябкое существование, на всём приходилось им экономить, питаться раздельно, жить только на вторсырье, да трудолюбии. Видели, как они мало кушали, курили смешные солнечные сигаретки, просили за сигаретку пфенинги, не мыли свои машины и никогда их не прогревали, а сразу дрынькали с места, экономя топливо, но это будет чуть позже, потом. Знаете, вместе с уборкой листьев, уборкой территории, и в нас самих происходила зачистка всего негативного, обижать нас, маленько перестали, клевали с разбором, каждый знал за что и кого тыркать, появилось при уборке чувство ответственности за то, где обитаешь. Приведя в порядок окружающее пространство и вложив капельку собственного труда в это, начинаешь чувствовать некоторую ответственность, проявляется чувство меры и заботы о том пространстве, где тебе предстоит жить. Но кажется вчерашняя получка и сегодняшнее благо по выдаче сигарет, у некоторых украиноговорящих ростовчанах, вызвало чересчур бурное представление своего будующего, Серёжка Брукман, попив колы, поев печенья, пожевав во рту каку-гум из резины, вдруг принял решение остаться служить дальше?! И это после первой пачки жевачки, после первой бутылки колы? Да чтобы ещё на три-пять лет себя любимого в это ярмо, да не попробовав настоящей службы, да головой в омут? Явно мысли посетили его в субботу. Пока наша дружная команда уборщиков скребла веерами по траве, тщетно пытаясь их оттуда выскрести, жизнь вокруг нас продолжалась, по дорожкам шли военные и цивильные, молодые и старые, мужчины, женщины, девушки, да-да, дети воннослужащих и вольноопределяющихся, и наши взоры при всяком удобном случае напоминали им об этом, напоминали своими долгими, тягучими взглядами, где-то и моя так вот идёт, но кто её вот так взглядом провожает, знать бы, да неплохо знать бы, как она сама на это реагирует? Правильно ли, с пониманием момента, так сказать или момент отсутствия именно правильно понимается, правильно с точки зрения двух летнего отсутствия и скоротечности девичей жизни, ведь у девушек в этом возрасте год за три идёт, не станет она тебя ждать, полезай спокойно на дерево, рви веером свои листья, может на полотпуска себе наскребёшь. Потравил наши юные и неокрепшие души старшина роты, наврал поди про отпуска, растравил своим трёпом душу, стали листья грести активнее, я даже ногами припустил их в кучки окучивать, чтобы позаметнее, чтобы точно в отпуск первее всех ускакать. Вовремя Верховский узрел моё рвение, капец бы наступил моим кривым сапогам, «Ты, ото шош робэшь, студэнт, хтож тэбэ ногамы вчив лыстья збирать, у чоловика для сього дила, рукы Бог вырос из туловыща, шо ты як отой макак грэбэшь? Тобиж чобитив до дембилю нэ хватэ, голова ты порожняя, хоть ты и в бурси вчився!», а я же известно, по первости старшине возьми да и ляпни «Так, товарищ прапорщик, ведь ещё две пары положено солдату за два года», «Так и яж тоби тилькы сказав шо дви пары тоби положено, тильки у батькы свогого получишь, а нэ в мэнэ, лизь на платан и трясы його ят той поц грушу!». Сахарок за щеку со вчерашней раздачи и на виду у проходящей батареи ЗРП, полез Вова на клён, а может на платан, я платанов всё равно ни разу в жизни не видел, но какая разница, чьи листья трясти. Сахарок ещё в тумбочке остался, считай полная пачка, сахарок уголками в карманах упирается в тело, сахарок попал на ладошку другу и потерялся в махорочном вкусе курильщика, спасибо тебе маленькая стипендия, что курить не научила перед армией, нет страшнее мук курильщика, нет страшнее пытки, чем пытка никотиновая, то ли дело сахарок. По деревьям не надо учиться лазить, это полезное умение переходит к нам вместе с генами, ума большого залезть на макушку клёна в парке не требуется, главное, чтобы обратный путь не был коротким. Клёны в 1980 по осени не были такими, какими я их увидел летом 2009 года, поменьше и пониже, и естественно потоньше. Но листья на них и тогда и сейчас были одного размера, и держались до первого снега тоже крепко. И вот скажи тебе, приспичило старшине раз и навсегда разделаться с непослушными листьями, раз и долой проблему мусора, сколько можно ногами и руками на виду у приличной публики. Правд, по углам парка тоже копошились кучки духов, затянутых до половины тела поясными ремнями, так что тело казалось перерезанным пополам. Люди были из пушкарей либо из зенитчиков, мы их не знали, они убирали свою часть парка, мы свою, даже за папиросами они к нам не подбегали, наверное, тоже свои «Донские» и «Северные» получили, люди, по всему было видать, были сильно зашуганными и забитыми, о национальности трудно сейчас говорить, скорее национальность была неопределённой, лысые, смуглые, с впалыми скулами, горящими глазами и голодными выражениями лица. Тяжко приходилось им, видатьне мёд служба у них, не в пример нашей, комендантской. Не я один лез на дерево, там уж были представители людской расы, главное в другом, лез я по личному приказанию старшины, а это значит, что он меня запомнит и маленький кусочек труда моего положит в первые слова приказа по роте об отпуске, а это значит, что пока внизу шло обсуждение, кто первый должен поехать, а кто лох, то я был ближе не только к небу, но и к отпуску. Кому из вас доводилось лазать по чужим садам за яблоками, которые казались всегда вкуснее чем из собственного сада, тот поймёт трудности борьбы вестибюлярного аппарата с земным тяготением. Говорят, что у представителей негроидной расы, ноги длиннее туловища, поэтому они лучшие бегуны, центр тяжести смещён в сторону падения вперёд, у европеоидной рассы туловище длиннее ног, поэтому они лучшие пловцы, у монголоидной рассы, нет ни того не другого, короче, по деревьям они лазить не смогут, а вот к какой рассе относилось моё тело сейчас узнаем. Когда вес тела позволяет пребывать на хрупких ветвях, когда с вестибюлярным аппаратом всё в порядке, крутили перед поступлением в военное училище, когда «норма земного тяготения» в норме, когда желание прогнуться выше среднего, ну скажите, ну что может помешать дотянуться до дальних листочков веером? Азарт охоты, крики подбадривания «Давай, давай, ты Вован лёгкий, тянись, ну, ещё чуть-чуть!», фуражка старшины роты аж на затылок сползла, глаза огнём горят за таких чудесных бойцов, конец уборочного сезона, переходящий вымпел, сцена достойная кисти художника «Грачи прилетели»! Времени с вами потратил больше на эту писанину, лез минуту, тянулся за листиком полторы минуты, слышал треск обламывающихся сучьев под собой две секунды, находился в полёте одну секунду! Да, всего одну, дерево три метра, высота товарища метр восемьдесят, минус разница, равна высота падения. Не фиг было ближе всех к дереву стоять, небось раньше меня в отпуск собрался попасть, плечи товарища, чёрт его дери, суховатые оказались, но всё же при падении, смягчили силу удара о землю. Не знаю что могло произойти, не знаю к какой рассе относилось моё тело, может к монголоидной, лазить не могут (нет деревьев), может к европеоидной, ныряют рыбкой хорошо, но скорее всего думаю я к негроидной, уж больно падение было пожоже на бег в падении. Ну почему так случается, как огребать, так первый, как в отпуск, так снова первый, нет серьёзно, отпуск правда первый получил, буквально через тройку месяцев, так что я здесь об отпуске не зря тему муссирую, нас действительно с самого начала службы настраивали все обитатели роты только на обязательное получение отпуска и не ниже, работоспособность коллектива это поднимало на самый высокий уровень, одно слово, конкуренция. Полёт с дерева доставил удовольствие всем, кроме меня и старшины роты, «Шоб тэбэ пидняло, тай знова гэпнуло, бисова дытына!» было реакцией папы, «Провирьтэ його хлопчикы, нэ зломав вин соби, чи ны то! Устать сам зможэшь, чи ни?», змогу, змогу, попробуй не встать, пинками поднимут. В зобу спёрднуло от удара боком о плечи салаги, кислороду минут двенадцать не хватало, хотя тело уже успело с помощью товарищей занять строевое положение, оранжевые круги с краснотой продолжали витать вокруг старшины, товарищей, парка, прохожих, я не мог понять, чьи они эти круги, мои или уже наши, общие. Спасибо сахарок успел дососать, а то бы была всем сахарная вата сверху вниз. Не знаю, кто больше испугался, я сам, товарищи или прапорщик Верховский, не знаю, что бы было дальше, если бы не удачное падение, но уборку немедленно прекратили, с деревьев приказали всем, кто не успел сам упасть, телепортироваться на землю, с заданием партии, сказал старшина роты нам, что мы вроде справились. Мне папа предложил с парой бойцов отправиться в санчасть, но вспомнив первое своё неудачное посещение санчасти с чирьем на попе, желание мыть там полы вместо армян, совсем отпало и я сказал, что «А мне ни капельки не больно, мне в самый раз, да и не падал я вовсе, это мол я так слезть пытался, это мол, с товарищем мы так пошутковали неудачно», «А оцэ хлопчик, ты брэшэшь! У тэбэ бабушка йэ?», спросил старшина, «Есть», ответил я. «А вот йей и будэшь сказкы казать, а мыни нэ трэба. Ну, всэ, швыдчэ хлопчикы мойи, хватэ на сёгодни працюваты, бо от роботы ни тилькы кони дохнуть, но и трактора ломаються». Вот с таким состоянием полной не боеготовности и подошёл к самому ответственному моменту в жизни молодого бойца, к дню ГТО. Я был полностью неГТО. Рабочий день подошёл к обеду, после обеда уже никто в субботу не работал, мы приблизились к состоянию Сергея Брукмана, к состоянию субботы. Второй ростовчанин, Юра Ломатченко, в отличие от своего земляка Брукмана, не поддерживал идею друга остаться на прапорщика в Германии, а мечтал лишь поскорее попасть на свой будующий мормон и выспаться в будующем, как следует. Одно их сближало, нет, не вера и язык украинский, их сближал рост, рост, взрослых амбалов. Вообще в роту подбирали рослых, но уж эти два друга были выше верхнего. Два спорщика, один гасящий выступления предыдущего, о чём бы ни шёл разговор, два балаболки, но в чём они были едины, так это в принадлежности к Ростову-папе и гордились своим городом всемерно. На них в завтрашнем забеге и делались среди нас основные ставки. Я же, ещё будучи в строю, по пути к роте, шагал через раз, в боку что-то онемело и отекло, в голове продолжало гудеть, в глазах ещё мурашки продолжали летать, видно по всему, что завтра здоровье будет ещё хуже, так сказать, совсем швах. На обед в субботу, как всегда подавали очень приличное ням-ням, в воскресенье было ещё получше. Макароны по флотски на второе и борщ на первое с мясом из собственного свинарника, пара солёных огурчиков, головка лука, кампот, ну скажите, разве нет в жизни счастья? Нет счастья, скажу я и скажут мои друзья. Нет, не зажрались и не большего просили, просили дать нормально поесть это, просили бы есть по человечески. Вы видели, как делают тюрю? А я видел, эту тюрю делали все молодые украиноговорящие хохлы, где и кто их научил есть по поросячьи меня мало волнует и сейчас, но скрошить весь чёрный и белый хлеб в одну миску и жрать чавкая всё это, простите и увольте, этого не каждый может выдержать. Это ещё не всё, сыпать горсти соли в это месиво, не попробовав на вкус, вот это уже преступление против медицины и собственного здоровья. Далее по ходу службы доведётся видеть, как хохлы из автовзвода, раскрошив в самогон произведённый в моём устройстве для выгонки дистиллированной воды,чёрный хлеб и крепко посолив всё это, стали его «кушать», вот это было здорово. А пока «кушали» тюрю и потели. Время отдыха и прогулка вокруг дивизии по «бульварному кольцу» скрасили время перед ужином. Ужин проскочил макаронами с киличками в томатном соусе, что тоже неплохо для армии в субботу, и грузинский чаёк с белым хлебушком, перекур перед вечерним сеансом, команда дежурного по роте «Рота занять места в кинозале!», «Ольшанский, рамку!», и цветная киношка полученная в ГДО «Необыкновенные приключения сержанта Цыбули» увела мои мысли на время от боли в боку, гула в башке и лёгкой тошноты в 1944 год, опять на Украину, опять к изучению великого и могучего языка Шевченко. После этой киношки и стали в роте одного самого лучшего хлопца из под Сорочинцев, звать не иначе, как Цыбуля. Не фиг было сию киношку смотреть и комментировать события по ходу, не фиг было узнавать свои родные поля и хаты в киношке про сержанта Цыбулю. А киношка действительно стоящая. Среди стоящих киношек того времени была ещё одна, «Отдяд особого зазначения» и «Отряд специального назначения». Время после отбоя напомнило о полёте с луны на землю, а попытка перевернуться или лечь поудобнее, наткнулась на полное непонимание моего организма. Куда бы я не пытался ногу положить, в боку так горело, что искры сыпались из глаз на небо. Свет в кубриках синевел от ночных ламп, потолок был, как в планетарии, звёзды были свои, то есть мои собственные. Вонь портянок и жар собственного тела мучили до первых петухов, успел за время бдения составить график перемещения ночных посещений клозета, пересчитал таблицу Брадиса до четырёх раз подрят, выучил два слова и один матерный оборот по украински, вычислил максимальную громкость солдатского храпа и выразил его в децибелах (была выше нормы, заснуть, если не успел это сделать первым, было практически невозможно), вспомнил предполётные крики свои, перечень матерных слов, которые успел произнести перед прыжком, и всё это прокручивал по нескольку раз в мозгу, мешая организму уснуть и отдохнуть. Провал в глубокий сон и побудка прозвучали практически одновременно, попытка встать оказалась напрасной, круги в глазах вновь порозовели вместе с утренней зарёй и стали одного кровавого цвета, боль напомнила о полёте не только во сне, но и на яву. Это тебе Вова не яблоки в соседском саду тырить, тырить листья на глазах у всех, куда наказуемее. Воскресенье в роте всецело принадлежало замполитовой епархии и было самым мерзким днём среди недели, Бог даёт роздых людям в выходной, замполит же этот роздых превращает без разрешения Всевышнего в свой сатанинский день, день кроссов по утрам на три километра, забегов и запрыгов до обеда, иных видов мучений и сатанинств до самой ночи. Ни одного дня воскресного не удалось провести по-Божески, одни сплошные скачки. День «замполита» начинался с побудки в стиле Славы Полунина, в кубрик живее живчика вносился замполит с лыжной палкой, в женских обвислых и вылезших трениках (жена снесла на помойку, а он подобрал, не иначе как), такой же дряблой футболке, в детской синей вязаной шапочке «петушок», с прибаутками типа «Проснись боец, ты дрищешь!» или типа «Не спи, замёрзнешь!», «Вперёд бойцы, нас ждут великие дела!», одно простительно, погоны в чистоте на спинке стула дома остались висеть, уже хорошо, честь мундира не запачкана. Странно и обидно было слышать от очень хорошого и бесподобно обожаемого взрослого лейтенанта подобные вещи, даже в зачёт не шло то обстоятельство, что замполит носился с нами целый день на всех дурацких кроссах, забегах, запрыгах, был абсолютно неубиваем в смысле усталости, чёрти из чего он был сделан, могу только предположить, что при назначении на должность была допущена непростительная ошибка, готовили для разведбата, а распределили к нам. Какая жалость для Мульхаузена, какая потеря, такого лося бы да в штрафбат, хана бы извращенцам наступила очень быстро. Пока я отвлекался на сплетничанья про замполита, боль в серёдке правого бока дала и сейчас о себе знать, видно трещину я посадил при первом прыжке с неба. Три километра я бежал одним боком, другой бок был зажат в левой руке и прихвачен правой, рот закрыть не удавалось, так воздух сам всасывался лёгкими и выдох-вдох поменялись местами. Отдышаться и набрать воздуха после забега не получалось ещё какое-то время, что объявляли роте помню с трудом, но вспоминая вчерашнее, начинаю вспоминать, что сегодня будем сдавать нормы ГТО, сказали, но уже сегодня, что значёк полуат только те, которые пробегут на время и уложатся в норматив. Из всего этого понимаю только то, что бежать по-любому мне придётся, но значка на моей пораненной груди не будет, думай Вова, как выжить в этой жизни. И я вспомнил про сахар! Как хорошо, что я не курил, бегал так себе, не выпадая из строя, но дыхалка была чистой и добегать успевал раньше, чем силы покидали тело. Про сахар мне ещё отец рассказывал, он с 1950 по 1953 лыжником на Урале был, в школе тоже говорили про чудесное действие рафинада, как же я утречком забыл его принять, что же ты мозг боролся всю ночь впустую, и про сахар мне не напомнил. Сахарок это очень хорошо, да, но как его применить в действии и как принимать, если на тебя все будут зырить, не посчитают ли за допинг, не заставят ли бежать повторно без сахара, как же быть? А надо поделиться сахаром, пришла мысль, ну не сейчас, когда слопают в момент, а во время забега, не я буду, если на сахар не купятся, да и замполит должен только поддержать меня, во-первых, уже не жмот, плюс замполиту в копилку перевоспитания, во-вторых, и правда забег может получиться с лучшими результатами, в третьих, хоть и жалко сахар разбазаривать, но своя шкура всё же дороже. На том и порешил, своя шкура дороже, но сахар придётся отдать. Чёрт, шашлык поспел, кричат с улицы, приглашая готовиться к принятию пищи, ну ладно, я сейчас маленько отвлекусь и продолжу вас умучивать своими глупостями прошедшего прекрасного прошлого. Не от одного поступка или мига не отказываюсь и не желаю, чтобы ни было переделать по-новому, пусть всё останется, как есть, иначе бы и в жизни товарищей пошли бы другие и совсем неизвестные ещё изменения, пусть оно останется таким, каким должно было быть.
Владимир Мельников 3: Продолжение рассказа про день ГТО. (часть вторая) Не влезает в один пост более 5000 знаков, Где будут проводиться бега, мы знать не могли, помнили лишь одно, если двинем в сторону стадиона, то капец нам всем, те обширные площади мне снятся до сих пор, а пройти пол круга гусиным шагом самим гусям в падлу, не то, что нам, людям. А тот, долбанный локатор на горке, небось и до сих пор всё так же сеет вокруг себя смерть всему половому при очередном повороте в твою сторону, говорят чтобы избежать вредного электромагнитного излучения надо экипажу успеть залезть во внутрь тогда, когда он тыльной стороной к тебе повёрнут. Не знаю, был там, какой экипаж, я никого так не разу и не увидел, может у них там подкоп какой-нибудь, но то, что эта тварь вращается без остановки и что полысеть может даже сам лобок, в это нас заставили поверить, я говорю вполне серьёзно. Меня даже до сих пор эта штуковина беспокоит. Интересно, что это было и кому принадлежало? Смотреть на забег на приз значка в виде пятиконечной звёздочки собрали всю роту, построили и повели в сторону почему-то столовой, ага, подумал я, наверное, перед забегом решили ещё маленько подкормить, чтоб наверняка добежали и сил хватило обратно вернуться, настроение пошло в гору, пожрать, это же хорошо, какой дурак от доппайка откажется, ведь если не подкормить, то пожалуй наш замполит с коробкой значков в роту обратно вернётся, придётся ему потом готовить второй забег или немецким детям придётся пораздавать, они, ох какие большие любители этого добра, они скупые, тоже понимают смысл в халяве, на будующих регулированиях приходилось с себя даже им эмблемы снимать, чтоб угодить. До столовой мы таки дошли, но кормить видно передумали или я что-то тогда закосячил, но встали в аккурат у того места, где памятник Ленину ранее стоял, то есть на дороге перед офицерской столовой, там и разбили свой бивуак. Бивуак состоял из стола, пары школьных стульев из ленкомнаты, красного покрывала, коробки значков, списка молодого пополнения и одного карандаша. В армии всё карандашом заполняли, видно на Ильича всегда старались походить. Нас, молодое пополнение, построили в две шеренги перед президиумом, лицом к стеле и сказали пламенную речь. Речь произносил естественно замполит, ротному не дали слова, а то неизвестно, что подумают в политодделе по поводу его речей в духе Ильича, картавя, как родной Ильич, вон он перед нами на тумбе стоит и по пояс на нас глядит. Ротный действительно говорил так, как говорил это сам Владимир Ильич, я не вру и не обижаю этим ни ротного, ни Ленина, я к ним отношусь с уважением. Речь нам понравилась, слушать, это вам ещё не бежать, можно ещё послушать, ибо результат забега известен всем нам, кроме самого замполита, но мы его пока огорчать не будем, есть у него ещё минут десять, успеем, а пока, нам действительно было приятно стоять перед стелой, мы были горды, нас переполняли чувства, жаль, правда, маленько дальше не провели, там в аккурат вход в столовую был, может греча с мясом, остались с завтрака, может чая чуток? Ну, в общем, жаль. Ротный всё же не удержался и что-то всё-таки спетросянил на чистом Ильичёвом диалекте, про то, что мы ещё кому-то нужны, про Родину, про отцов(мать потом вспоминал, называя это слово в контексте с необходимыми синонимами, после оглашения результатов скачек, вспоминал и после, и ещё чего-то обещал). Чёрт, бежать уже прямо сейчас захотелось, аж сам поверил после такой речи в возможность добежать и вернуться. Правда подлые мысли всё же свербили мозг, вот не плохо бы забег совершить с доходягами, чёрт с ним со значком, потом на сигареты у дедов сменяю, уже были предложения на целый иконостас, водилам, даже молодым (таксистам) выдавали авансом, духи ведь сели за баранку, ну куда перед комдивом или начпо садиться без значков, ну как ему своего человека в штабе армии или группы казать людям на глаза, это же форменное безобразие, подрыв собственного авторитета. Вторая мысль была про сахарок, не подкормили сейчас, да и фиг с ним, это я так, просто близость столовой и точное наличие там еды, вызывало лишнее чувство голода. Лишнее потому что только, что из-за стола вылезли, минут тридцать назад, но подлый мозг продолжал жрать в мыслях, в одиночку, желудок в этом, участия не принимал, принимал лишь лишнюю слюну, а это не есть хорошо. Вы сейчас скажете, а, слабак, трус, бега испугался, правильно сделаете, кому бегать-то охота, ну да, бывают любители бегать по утрам, они и сейчас вон в парке носятся, но большинство к бегу относились так себе, коль нет такой надобности, на фиг носиться, коленные суставы только снашивать раньше времени,только что три км промчались по-лошадиному за замполитом, воскресенье чай на дворе, вчера полёты с дерева, сколько можно добровольно судьбу испытывать, это в речах ротного с замполитом про хорошее говориться, про вечное и доброе, в нашей голове ведь совсем обратное, как к немцам сгонять за забор, может немку удастся зазнакомить, да мало ли каких гадостей на свете можно придумать, лишь бы правда башку не свернули за это. Бежать сказали километр, а где он кончается этот километр? Куда бежать? А там, ну, куда побежим, не накостыляют ли нам чужие солдаты, в бубен не получим ли мы? Всякое может быть. Маршрут движения огласили, да только нам это мало о чём говорило, бежать от стелы и до конца этой дороги, где-то возле пехоты, сказали, будут наши маяки выставлены. Но, а бежать-то всё равно неизвестно куда, с какой скоростью, как силы рассчитать, мы ведь на время, первый раз здесь побежим, чё все вылупились на нас и ехидно смотрят, тоже мне театр 38 актёров, примерно столько нас тогда, духов, было. Ясно только одно, отсюда точно не видать финиша. На старт поставили первую четвёрку молодых бегунов по списку, хлопцы что львы, только лысые, круче варёных яиц, пока не побежали, из-за неимения копыт бить оказалось нечем, бить баклуши остались остальные бойцы роты, даже черпаки(черепа) пилотки вверх позадирали, можно разок –другой так сделать, пока раслабуха, они тоже через это прошли, можно теперь на других со стороны спокойно посмотреть, хотя у самих черепов присутствовал лёгкий мандраж в теле, не верится, что тебя на старте не наклонят по прошествии полугода. Подальше, пожалуй, нужно встать, за спинку деда, а то, не ровен час, перепутают с призывом, разница небольшая, мало ли, как оно в жизни бывает. Хотя, нет, вроде не должны, итак народу до фига собралось. Ладно, пора бежать, пока. Первая четвёрка рысаками сорвалась с места старта, пыль от их сапог запорошила нам всем глаза, стол срочно потащили в сторону, куртки бегунов остались на руках товарищей, белые чапаевские рубашки замелькали уже, где-то возле роты, там, на перекрёстке, где пушка стоит на постаменте, возле казармы артполка. В ушах остался лишь хруст от касания сапогами спринтеров брусчатки, да надежда, что бежать недалеко. По тому, как запустили на старт вторую четвёрку, стало понятно, что бежать всё-таки не близко, и вторая четвёрка ушла на скорости укушенных в зад, рванули так, что можно было подумать опаздывали на последний дембельский самолёт,что бежать надо было с фибровым чемоданом, полным тряпья, по пересечённой местности от Галле и до самого Фалькенберга (другого места улёта, пока не знали). На сердце поплыли снова радужные круги, моё сердце обливалось кровью. Сахар, вся надежда на тебя, на твою белую смерть. Мысли побежали быстрее первой четвёрки, вторая начала хорошо, но в районе пушки на постаменте перед артполком (метров двести) уже успела рассыпаться на однойки, один бежал за другим с большим отставанием, но назад никто не думал возвращаться, они не могли этого сделать, а я всё не находил причину, как подбить на допинг нашу четвёрку, ну никак друганы не соглашались на это. Всё происходило на виду у всей роты, никто не хотел казаться слабаком, как пробегу, так пробегу, решили многие, второй раз сегодня не заставят бежать, а то, что пугают повтором, так то ещё бабушка надвое сказала, может скоро война и бегать не придётся. После забега четвёртой четвёрки, приковыляла первая, рожы краснее пареной репы, глаза ввалились наполовину, морды мокрые и у всех в пыли, разводы грязи стекают с висков, в грудине слышатся хрипы, тяжёлые взгляды, повороты корпуса замедлены, как в киноповторе, ноги на полусогнутых сапогах, вот тебе ёшкин кот и трасса Е-50, сколько же они сил-то потратили, махнув на такой скорости, так десятиметровку бегают, а они на километр пошли. Как повернулись к нам спиной, а там кошмар нарисован, от шеи и до самой попы, пятно пота размером со Швейцарию, спереди не лучше, как же они без сладкого-то смогли так вот пропотеть? Может не надо мне сахарком баловаться во время забега, может пятно ещё большего размера будет, как тогда нательное бельё целую неделю носить, это же все немки разбегутся в аккурат за ограничительную линию, что в виде забора выражена, может это специально её такую высокую сгородили, чтобы людей солдатским духом не пугать, ведь трамваи там так медленно ходят, может и сейчас вокруг городов на трассах стены строят, может с тем же умыслом? Вторая и третья четвёрки не стали возвращаться с финиша на старт, рванули пацаны наши без спросу в роту под краны, видите ли очень уж жарко им от забега стало, видите ли закипели они, за это они ещё схлопочат, в это время в роте наряд из одних ночных демонов состоял, не долго думая, припахал тот наряд их, подвал после себя мыть, нагадили, поналивали, попали, короче хлопцы маленько под раздачу, ну да ладно, значков один хрен не видать, так хоть сполоснулись, ну набрызгали по детски, ну пообливали маленько себя, стены и потолок, ну и что с того, что со всех стен и потолка теперь капает, покапает и перестанет, да ладно мужики, уберёмся, а то ещё перебегать заставят, три мужики стены насухо тряпками. За невозвращенцами послали посыльных из черпаков, но тем сказали «Вам чё, больше других надо? Вот приберут и явятся, скажи там замполиту, что в туалете они, мол, засели, понял? Ну, давай, смотри не продай нас, не то уроем!» Кому охота за духов быть урытым, так и передал посыльный дословно тем, кто его посылал, что мол, они все очки заняли, нету их, освободятся и попозже подтянутся, ну, прямо к получению заслуженных наград. «Товарищ прапорщик, прапорщик Верховский, что было сегодня на завтрак?», спросил старшину ротный. «Так тож грэча, товарэщу старший лэйтэнант, з мясом, з нашого свынарныку, сам йив с хлопцамы, ничого, йидомэ!», ответил папа, «Проверить и доложить причину отсутствия пробежавших! Як вы сэбэ чуствуйэтэ бойцы?», это он к нам, оставшимся обращается. Как, как, да почти как те, что в засаде в роте, вот-вот случится, вся надежда на сахарок. «Смотрите мне, дристуны, я вам малину устрою, будут вам «королевские войска», чтоб одна нога там, другая обратно, в роту запрещаю заходить. Во, блин горелый, задание всё усложняется и усложняется, ну теперь точно без сахара я и ногой не сделаю. Стал по карману шарить, запас на четверых, но как убедить взять и поддержать инициативу и перспективу бега под допингом. Эх, щас бы самогончику хлебнуть, а что ты свой сахар без дела переводишь, как крыс точишь его в одиночку, только эмаль себе портишь, сказали мне в ответ мужики. Глупо с сахаром получилось, но и самогону не могу я им предложить, я бы его сам хлебнул, да где его тут взять, а не плохо бы из бурячка, правда, вонючий гад, хоть ноздри вырывай перед выпивкой, чтоб не чуяли такую крепкую вонь. Стал с другого боку заходить, да вижу не первый в этом деле, подбиваем друг друга в «динаму» сыграть, боязно правда, спалиться легко, но выбора не остаётся, сговариваемся бежать, не вырываясь вперёд один другого, песня старая, спалились многие всё же потом, заставили на исходную перед нашим забегом вернуться, уже хорошо, что не мы. Сахар, пора тебе занять положение «на старт», быстро за щеку и начинай слюни пускать сладкие, питай левое и правое сердечко, не имея двух сердец, с такой скоростью не одолеть километра и не заиметь значка с бегуном на грудь. Много времени ушло на нервы, пинком под зад выпихнули нас на длинную, скоростную дистанцию и флажком перед носом только и успели чиркнуть, с такой резвостью мы, успев насмотреться на предыдуще стартующихся, рванули в керзачах по булыжнику. Сладкой слюной чуть не подавился во время рывка, ноги, казалось, летят не касаясь камня, бежал вроде напоказ быстро, но почему-то на пол, а потом и на три корпуса стал отставать от других, бежал вроде с желанием, а как иначе, все на тебя смотрят и сравнивают с предыдущими, хочется и самому хотя бы пока на виду, быстро умчаться, не отстать от тройки, вчерашнее ранение в бочину в расчёт не принимается, после построения старшина спросил, может в другой раз пробегу, но пришлось наврать, что всё прошло, а оно и правда, маленько отпустило после часовой зарядки и трёхкилометрового забега. До пушки на постаменте, дури бежать с такой скоростью ещё кое-как хватило, но дальше, всем и первым и мне наступила спортивная смерть, лёгкие рвались наружу, им стало казаться, что там им уже мало места, они срочно хотели попасть наружу, попытки выловить сердце в груди, были так же тщетны, оно на своих верёвочках успело запрыгнуть и забиться в самые удалённые части грудной клетки, жить нашим организмам оставалось чуть-чуть, только теперь стало понятно, почему так мало кто возвращался назад на старт, а все валили в роту, в засаду. Странно, мне хватило ума не вывалиться в сторону роты и двинуть за тройкой умаявшихся пацанов, сахар, кажется и впрямь сделал своё дело, а куски, бросаемые в топку, только увеличивали тягу, тягу конечно к жизни, не к бегу, провались он и сегодня тот бешеный забег, и главное ради чего, ради кусочка алюминия на груди, теперь понятно, почему сердечников и астматиков не призывают, амба при первом забеге бы наступила таким призывникам, почему мы не делали пробных забегов, почему всё обошлось одним забегом в живую на результат, почему не сказали о темпе бега и не показали всю трассу, неужели это было сложно сделать, а понимаю, ведь в армии мы были, и трасса представляла собой военную тайну. Тьфу, да какая на фиг тайна, что ты Вова мутишь, просто был норматив, все знали трассу, кроме молодых, а то что они этого не знали, так что, её не надо было пробегать, конечьно надо. Было в плане мероприятие, провели, значки раздали, молодцы хлопцы, выдержали испытание, можете вливаться смело в коллектив роты, мы вас после этого, принимаем в свои ряды. Вспомнили пацаны, из нашей бегущей четвёрки, про сахар, «Колись Вовчик на рафинад, заделись, осталось или всё успел иуда сожрать?», конечно, кое-что осталось, притормозите маленько, делюсь, фу, ушли от погони кажется, за естественным бугорком, что образовывал перекрёсток у артполка перед штабом, выпали мы из виду ротного с замполитом и остальными, только маяки вдали маячат с красными флажками в полкилометре, можно и сбавить темп, перехватить сладенького. «Ээээ, сачки, вешайтесь», донеслось спереди, оттуда, откуда добежавшие показались, из какой четвёрки и не поймёшь, «Чё хаваете нехватчики? Бог делиться велел!». «Заткнитесь, потом поделимся, далеко ли до финиша, скажите лучше?», «А, как до Москвы гусиным шагом! Давайте, пацаны, удачи вам, мы в роту, пока». Пока, пока, а нам ещё бежать и бежать, теперь дошло, почему так долго не возвращались бегуны, наука динамить, давалась каждому очень быстро, девиз «Подальше от начальства, поближе к кухне», сработал и сейчас, как нельзя лучше, а сахар всё таял и таял, таял, и во рту нас, и в моих карманах, спасибо, что догадался целую пачку располовинить, позора не обобрался бы сейчас до самого дембеля. Ой, бежали мы не в пустоте, бежали на виду всей части, вокруг люди, как люди гуляли, заполняли свой законный выходной, и из пехоты, и из артполка, и зенитчики к землякам потянулись косяком через наш общий перекрёсток у штаба дивизии, одни мы неслись про меж них под их недоумённые взгляды, это же кого так задрочили, неужели есть ещё хуже служба, чем у нас, куда уж больше гонять, хоть бы в выходной дали роздых людям. Вот и сейчас я вам говорю, хуже воскресенья или праздников, у нас в роте дня не было, теперь стала понятна причина, по которой деды пытались правдами и неправдами попасть под праздник или выходной в наряд, лучше на тумбочке стоять, чем носиться за замполитом по всей дивизии, а потом в парке ещё аж до самого обеда, то бег в мешках, то баллоны катать, то футбол, то перетягивание канатов,то ещё чёрте что придумает! Можно подумать, что вся подготовка солдат к отражению врага, должна проводитьсяисключительно по воскресеньям, что это даёт наилучшие результаты. Большим безбожником видать был наш замполит, муха ему в рот. Пока делили сахарок и превращали его в сахарозу, время забега подошло к концу, вдали замаяличи люди с флажками и молодой прапорщик Сергей Гузенко с секундомером и блокнотом, блокнот был закрыт и во время нашего забега и после него, не стал Сергей и на секундомер глядеть перед нашим, вот-вот финишированием, не было видать в том надобности, время финиширования вышло по секундомеру ещё до пожирания, втихую, сахара, там, на перекрёстке, бегунами мы видать оказались очень уж хреновыми, таких спринтеров, видать,только за карателями и посылать. Карманы мои вывернули, сахарная пудра просыпалась на сапоги взводному, а взводный мопедов был очень скорым на принятия адекватных решений, и Вова, вместо того, чтобы и дальше баловать себя сладеньким,за казённый счёт, стал отжиматься от сахарной пудры и назад, вверх, и так с полсотни раз. Пудра, просыпанная на брусчатку, была всё такая же белая, от жадности, приобретённой от ротных хохлов, хотелось иногда её лизнуть с пола, в правом подреберье натянулись болью мои пораненные мышцы, отжимался я, почитай, на одной руке, от сладкого рафинада пересохло в горле, ну и на фига я его столько сожрал, думал я, лучше бы я его перед стартом пороздавал, один хрен, никто на значок, считай, не дотянул по времени, так, одна морока, суета сует. Бедный замполит, где же он столько детей теперь найдёт, чтоб все наши значкипораздавать. Вы пробовали отжаться раз пятьдесят сразу после бега в один километр? Правильно, не надо этого делать, надо сначала походить, ручками туда сюда надо помахать, пару разков вверх поднять ручки, а затем выдохнуть, одним словом, надо дать перейти организму к нормальному состоянию, но это делали предыдущие четвёрки, наша четвёрка, в данный момент времени, делала упор лёжа и обратно и так в течение 50 раз. Ничего, нормально, полдня потом кашлем исходили, в груди болело, ноги ныли и дрожали в коленях, башкой крутили, как кони на переправе у воды, вода рядом, но на морде уздечка и до воды, ну никак, хорошо хоть следующие бегуны были ещё далеко, не разглядели за своими проблемами нашего упражнения по вынюхиванию сахара, просыпанного на брусчатку камней, а именно таково было пожелание взводного, он ещё гад, грозился карманы нам зашить с песком, ладно бы с сахарным, рассосали бы втихую, как соски из далёких тридцатых годов, когда голодным детям в люльке, совали в рот анашу, завёрнутую в тряпочке узелком, и то дитё целый день дрыхло от этого снадобья, не прося взамен ничего съедобного, просто то дитё не знало, что оно голодное и что надо есть нормальную еду, так и мы, но фигушки, угрозу взводный втихаря всё-таки привёл в исполнение нашими же руками, не далее как в тот же вечер, да ещё и подёргал после этого, гад, прочность швов на карманах с песком. Нехватчиками ещё нас обзывал и ещё говорил, что сгноит нас в нарядах, а ещё говорил, что обеспечит нам такую жизнь, что не менее чем рафинадом по большому ходить у него во взводе станем, вот после этого я рафинад и пораздавал скоренько, хвала Аллаху, что желающих было хоть отбавляй, а в следующую раздачу благ, я взял сигаретами, нет, не для себя, дело одно наклюнулось, но об этом в другой раз. Ну, а каковы же результаты сдачи норм ГТО, а хрен их знает, мне результаты забега не показывали, мы еле доплелись до мойки в парке, раз приказ был в роту ни ногой, с большим удовольствием надулись у мазуты, из толстой кишки, леденющей воды с привкусом мути болотной, с запахом тлена, несмотря на то, что вкус воды всегда мне казался в Германии чужим, пропахшим не Родиной, доковыляли на полусогнутых до счатлливчиков, из давно пробежавших, но помнящих и сочувствующих теперь и нам, получили кликухи на память, получили тужурки, кое-как уселись на парапет перед стелой, о чём гудела толпа вокруг замполита, нам было параллельно, мы свою задачу, даже две, выполнили совершенно с чистой совестью, не Олимпиада-80 чай, а гарнизонные бега на выживание. Выжили, ну какого рожна от нас надо? Что, построение? Ну ладно постоим, надеемся, что на этом наступит конец нашим мучениям и нервным срывам, чёрт, не знаю, как теперь к сахару относиться, как к спасению и второму дыханию или, как к белой смерти. Значки вручили на построении роты самым заслуженным, стали лучшие бегуны узнаваемы, уважаемы, а мы позавидовали недолго, потом забыли за имением других событий, но пришло наше время рулить в роте и значки заняли своё место на нашей груди. Серьёзного отношения к таким наградам у меня никогда не было, знали, как они раздавались и покупались, значок не медаль, только дырки от них. Как пришли, так и ушли, когда вернулся на дембель все пораздавал, кроме «Гвардии». На гражданке всё равно не понимают значения таким наградам, даже сам дембель выглядит комично при встрече с тобой на улице, со своими значками и в своей чудной, испорченной форме. Тот, кто сам служил, всё равно смотрит на такого грозного деда не иначе, как на своего духа, ты по-любому старше его и смотришь на нового дедушку снисходительно, и долей юмора. Для тебя это давно всё закончилось, а ты, пацан, только сейчас это понял, живи теперь, как все, свободно, без побудок в 6 утра, наедайся вволю сливочного масла, любуйся подросшими девицами, пей пиво «Жигули», о таком ты ещё не слышал, ходи на тусовки и поскорее устраивайся в милицию или охранники, любимое место работы всех лодырей. Сторожи и не пущай нас, это так причтно. Можно было и не тратить время на построение, забеги, можно было отдать сразу значки трём четырём бойцам, например Сергею Брукману, Юре Ломатченко, Коле Умрихину, Толяну Деревяникину, ну и наверное больше никому. Но раз мероприятие запланировано и требует обязательного выполнения и последующего отчёта, то конечно всё правильно, жаль замполита, до дембеля свои значки придётся ему раздавать немецким детям. Мы тоже, в скором будующем так станем поступать, станем снимать и дарить не только значки, но даже пуговицы откручивать с курток, а они за это нам бутерброды будут приносить, какао с кофе, таскать в канистрах воду из домов для машин, закипевших на марше, но это всё будет впереди, буквально через месяц. А пока на носу было 7 Ноября, день Великой Октябрьской Социалистической революции. Спросите меня, Вова, а как же твой бок? Да, хреново, мужики, чего-то тогда я там всё же сломал в рёбрах, на праом боку до сих пор спать не могу, на фиг мне тогда понадобилось в макаку перевоплощаться, попадали бы те листья сами при первом снегопаде. Но, знаете, есть доля правды и в поступках старшины роты, первый снег выпал обильно под вечер 31 декабря 1980 года, а до этого нам было чудно смотреть на благоухающие розы, зелёные изгороди, чёртовых скакалок-дроздов и тепло, разливающееся под вечер с близкой Балтики. Спросите про ГТО, отвечу, через полгода мы так же с удовольствием смотрели на чудачества замполита с новым призывом, всё происходило по прежнему сценарию, и мандраж и хилый забег, и бежали мы лучше этих, новых, и духи мельче нас пришли в роту, и доходяги все, короче, не то, что мы. Так нам тогда казалось. Может мы не правы были, но себя мы любили больше всех.
Владимир Мельников 3: Извиняюсь за неписание, отдыхаю на даче, но рассказы продолжаю писать. Сыну поручил выкладывать по выходным. 21 улетаю в Германию, Западную. Во Франкфурт-на-Майне, потом поездом в Амстердам. Но рассказы пишу.
Аскар: Два года прослужил и неразу не слышал что бы в полку были такие безобразия,драки на стадионе ума не приложу значит были зачинщики.Дедовщина была в полку беспредельная это было ,и сержантов разжаловали в рядовые было.Вообще наш ТБ стоял на отшибе и можно сказать нечего незнали.В ТБ такого беспредела у нас небыло.нет были драки один на один но что бы толпа на толпу
Владимир Мельников 3: Были не только в Галле, брат в Магдебурге служил с 1982 по 1984 году, тоже писал про это.Драки были в ГДО, нам приходилось и туда бежать из кинозала и разнимать.
Владимир Мельников 3: Продолжение рассказа про день ГТО. ДОС. ДОС. В воскресенье, 2 ноября 1980 года, состоялся день ГТО, может это называлось, как-то иначе, но мне кажется, что понятнее для непросвящённых и для меня в особенности, такое название тем бегам. 29 октября, день рождения комсомола, прошёл незаметно для всех, выходной не объявляли, кино не показывали, просто замполит объявил о существовании такого праздника, сказал, что в роте большинство комсомольцев, так держать, но надо подумать тем бойцам, которые ещё не вступили в комсомол, что наша комсомольская организация недорабатывает, и что надо охватить комсомолом все 100 процентов военнослужащих, а то, как-то нехорошо получается, все в лес, а эти по дрова. Нехорошо, мол, придут на гражданку, да так и останутся несознательными, начнут пить, с девушками встречаться, чего доброго, вздумают жениться ещё, нельзя выпадать из общего коллектива, как тогда коммунизм с такими десятью несознательными, достраивать, не видать из-за этих оболтусов, никому коммунизма в 2000 году. Я и сам тогда очень крепко ударившимся в этом вопросе был, я был за коммунизм, я хотел приходить в магазин и брать всё, что мне необходимо, у меня всего того необходимого, ну совсем ничего небыло, даже самой завалящей колбасы варёной, ибо пока я сидел и честно-честно строчил на коленке свои лекции по философии, потом сдавал необходимые коллоквиумы, отрабатывал практические работы, то посетив берисам, не находил там даже того места, где и что в этот день было выброшено на прилавки, находил только огромные стеклянные банки с бронебойными огурцами и зелёными помидорами, вся еда успевала исчезнуть из магазинов в 9-10 часов утра первыми сотнями бабок с колясками. Я так хотел работать по-коммунистически всего три часа в день, брать товары по-потребности, жить по-совести, не материться (не накого будет материться, все перекуются под новый стандарт), не пить, не курить,(не будет смысла пить и курить, всё будет в жизни у каждого в полном ажуре, никаких тебе стрессов, никаких разногласий, не будет причин для мордобоев, для войн на Кавказе и Приднестровье, некогда будет этим глупым делом заниматься, товар надо будет тащить в дом по списку), не жениться (на фига это делать, переспал, дети пошли, а всего и без мужика хватает, нафиг он непьющий и некурящий жене нужен, никакого кайфа от совместной жизни), не будет причин для насмешки над жадными хохлами, товару станет столько, что весь в клуню не утащешь и не понадкусываешь, как ни пытайся(проводились, нам говорили в институте, такие опыты и знаете, ни фига, не тащится при коммунизме в лабораторных условиях, товаров народного употребления хохлами, дольше чем пятьдесят лет, всё, после первых пятидесяти лет, как ножом отрезало у них. ни тряпки в дом, всё из дома, всё в помойку), ни сексом заниматься, ой, чёт не туда меня понесло, совсем забыл, что секса в СССР отродясь не было, это полезное во всех отношениях занятие, называлось маленько по другому, на народный манер, сейчас уж и не упомню, что-то типа…..ээээ, да нет, не приходит на ум то слово, забили словами из ящика его словами типа «трахаться», ладно, вспомню, напишу, может кто из вас то доброе русское слово ещё помнит, поделитесь на досуге, как-нибудь, все должны будут быть партийными, платить членские взносы и етих взносов, как раз и будет хватать на товары всем и работать, поэтому не надо будет больше трёх часов в день. Не сдав экзамен по научному коммунизму, не претендуй на диплом, получил тройку, получи не выше оценку на защите диплома, скорее бы тот коммунизм, может и экзамен по нему отменят, а наколь он тогда будет нужен, все и так лучше не бывает. Теперь понятна причина провала этой прекрасной идеи, первая страна, которая вспомнив своё прошлое, свою национальную гордость и проявив единогласно своё полное гражданское самосознание, сказала нет коммунизму, нет и ещё раз нет, не согласны мы на то, чтобы у нашего народа отняли право быть жадными, ну как можно спокойно смотреть на то, как бедные и несчастные люди, в течение первых пятидесяти лет своей жизни, будут надрываясь тащить из Москвы на крышах вагонов, ладно бы там варёную колбасу в сумках, а то ведь и румынскую мебель и чешскую обувь и болгарский кетчуп, и самаркандские ковры, люди, вам не жалко таких людей, зачем напрасно подвергать их подобному разложению, если весь этот хлам придётся выкинуть в 1991 году, когда откроются все границы и ту же самую дрянь люди смогут обменять на градусники в Польше, на штуцера в Венгрии, на крестовины от жигулей в Германии. Представляете, обновлённые еврохохлы, добывают всё в обновлённой Европе, но самая главная фишка в том, что нас-то «ушли» из ГДР, нам туда больше не попасть через К-280, а им и думать об этом нет надобности, служи хлопчик из Ворошиловграда в Бундесе за настоящие марки, свои три года, по соседству с Галле, в городе Намбурге на месте бывшей 57 МСД из нашей армии. Иди хлопчик потом по путёвке Ленинкомсомола ФРГ в Галльский университет и учись там бесплатно, только сессию оплачивай, живи себе на квартире в Ляйпциге, учи как следует немецкую мову. Все двери перед тобой открыты, открыты все КПП, трамваи всё также исправно бегают от конечной остановки на кругу и до Марктплац, на что тебе пьяница Эльцин, что с него взять, бери с его друга, с Коля. Вали из своей незалежной в Австрию, в Италию, Францию, не верь, что солнце всходит с Востока, солнце твоё отныне будет всходить с Запада. Трубу только поглубже прикопай или загогулиной её под Суджей загни в свой огород и качай, и себе и Колю, всем хватит и надкусывать трубы ни к чему. Качай, Запад, тебе за это ещё и доплачивать будет. Одно хорошо то, что на день рождения комсомола не заставили бежать три километра, спасибо за альбом, вон он, лежит передо мной красненький, полный дембельских фоток, опять же позитив, мой личный позитив, ну я уж не виноват, что 29 октября народился. Сейчас через свой день рождения вспоминаю, и день рождения комсомола и знаете, молодею, нет, правда, ведь комсомол, это и в правду молодость мира. Отгремел день рождения насухую, выпить не удалось, пить до 2000 года, до наступления коммунизма спешили все, и я их очень понимаю, и поддерживаю, даже свой аппарат по перегонке воды из простой в дисцилированную, отдал во временное пользование, за мижерное вознаграждение, за полстакана первача, так, чисто в качестве пробы, я же вовсе не пью, я как хохлы, на хлеб намазываю, не пью, а «ЕМ» его. За днём ГТО потекли обычные рабочие будни, нас всё так же продолжали использовать в качестве дворников ГСВГ, мы с утра до вечера готовили бордюры к лютой нечецкой зиме, зимы тут, сказали, бывают очень суровые, температура порой не опускается до минус пяти, семи градусов, часто, не реже, как минимум двух раз за зиму, может выпасть случайный снег по щиколотку, бордюры естественно такой низкой температуры не выдерживают и лопаются. Как вон та брусчатка (а раньше говорят, что и она сплошная была, совсем не похожа на эту, вроде, как в виде целой каменной плиты). Говорят, что если не нанести покрытие из карбида, добытого путём гашения последнего в устройстве для карбидной газосварки, то и передавать в 1992 нечего немцам будет, а мы мол, обещание такое давали, пожить и вернуть вовремя, в целостности и сохранности. Целыми днями мы простаивали в очереди на газосварочном посту у Васи Грабовчика из Украины (самой её западной части) с надеждой на то, что какой-нибудь лиходей угробит бампер своей машины и нам удастся дождаться капельку карбитной суспензии, произведённой уникальным газосварочным аппаратом, чудом науки и техники, далёкого восемнадцатого века, удасться выстоять в очереди, как за варёной колбасой в московском берисаме, нанести чудесное средство белее-белого снега, на беззащитный бордюр, добившись, таким образом лигирования его бронебойных свойств, повысить его сопротивляемость условиям отвратительной Галльской зимы, «никто, ктоме нас», было нашим девизом, заимствованным у десантуры. Так, что, знайте, люди то, что и частичка нашего карбида лежит в сохранности бордюров нашего гарнизона, вот ещё один позитив, но это уже наш общий позитив. Был в 2009 году, лежит тот бордюр вдоль наших штрасс, цел и невредим, эх мы. Небыло дня или ночи, чтобы мы не переживали о погашенных спичках, нечаянно брошенных куда попало, спешащим по аллеям и тротуарам, человеческим людом, мы ежедневно проводили их зачистку, уносили их куда подальше, снова возвращались и снова находили и уносили куда попало. Наконец-то до нас дошёл истинный смысл нашей службы, мести, трясти, красить, падать с клёна, собирать спички и бычки (бычки, это такие маленькие огарочки от сигарет, которые докурить не представляется возможным, даже зажав их между двумя спичками), красить без устали до бела бордюры, один раз пострелять, один раз сдать нормы ГТО, ну скажите, разве не можно так служить в комендантской роте. Нет, вру, настал такой день. Поевши ячневой кашки с утреца с подливкой из муки и жареного лука, съев обязательную норму масла в 20 грамм, выпив чашку кипятка на одну восемнадцатую от её полного объёма, закусив всё это белым хлебом, спев свою незамысловатую песню про «фуражка красная и звёздочка на ней», разведясь перед ротой, мы, было, опять ударились в маразм по сбору отходов, произведённых человеческими массами, в военной и цивильной форме. Наступил для некоторых из нас самый счастливый в жизни день, день полного обжорства и ничем нибудь, а самым вкусным и питательным, самым вкусным, что хранится на дивизионных складах, которые были спрятаны от нас за ПАХом и Медсанбатом, куда попасть просто так рядовому нехватчику не представлялось возможным, через ПАХ пойдёшь, в топках сгоришь, вырабатывая норму по вытаскиванию раскалённых форм с вкусным хлебом из печи, через санбат пойдёшь, залечат досмерти от грибка на ногах. Был третий, запасной вариант, но хватит, проходили в Калинине, вариант тот был по проникновению на ДОС со стороны танкового полка и таил в себе ужасы, связанные с выковыриванием, собранными нами ранее спичками, забившейся грязи в траки, у смертельно тяжёлых танков, вариант проникновения со стороны столовой ЗРП тоже отпал, как нереально выполнимый в условиях перехода зенитчиков на новые средства по сбиванию низко летящих целей, кто их знает этих зенитчиков, вдарят «иглой» в зад и поминай те склады в госпитале, выковыривая собранными ранее спичками, осколки от «иглы». Короче, согласились мы, не голосуя, единогласно посетить те закрома Родины, совершенно легально, через ворота, въехав туда целым шалманом на одном новеньком ЗИЛ-130, транспортником нашей роты, попрыгав в чисто вылизанный кузов в составе, Вовки, не так уж и плохого писателя, Христова из Костромы, Вовы Тюрина из разгильдяево, Кольки Цыбули, Сашки Шеремета и Игорька Собакина из Москвы, попрыгали и попадали на единственную деревянную скамейку, которая была установлена сразу за кабиной машины, в кабину естественно попрыгали старшина роты и водитель данной машины, попрыгали и с гиками радости, доносящимися из кузова, по прыгали на скорости 40 километров в час в сторону ДОСа. Все машины, выезжающие из автопарка, как правило, выруливали направо и ещё раз направо, так что ехать можно было только от пушки артполка к стеле, дорога была ухабистая, в кузове нещадно кидало и трясло, попы с силой насаживались на скамейку, скамейка, закреплённая на соплях, прыгала взад и добивала наши тазы своими прыгами. Было пока больно и о еде не успевало думаться, на таких прыгах, дай бог сохранить то, чем собираешься пожирать вкусные, высококалорийные продукты, незаслуженно хранящиеся на дивизионных складах. Мы считали, что руководство этих складов, небыло в курсе того, что пополнение в части уже как давно прибыло, что нормы еды пора бы увеличить хотя бы в трое от прежних норм выдачи, уж как хотелось поесть по поросячьи, от пуза, чтобы вот так вот, ты лежишь на боку на койке, а вокруг тебя еда, еда… Еда в ружкомнате, еда в коридоре, еда в каптёрках, ну короче, кругом, кроме сортира, ни к чему она там. А мы всё прыгали, всё получали по попе авансом от старшины роты, видать скамейка, что-то раньше старшины успела скумекать и отшлёпывала по нашим тёпленьким местам, не думайте о плохом, думайте о хорошем, не помышляйте о печенье со скумбрией насущной. Метров через двести машина юзонула на брусчатке тормозами, и ЗИЛок, не сбавляя скорости, резко взял вправо и покатил по дуге вокруг стелы, наши попы попрыгали со скамейки на пол вправо, справа успели заметить размалёванные рожи, на плакатах, наших прежних мировых врагов и маленьких вражин, вдохнули полную грудь особой воздушно-газовой смеси, которая чувствовалась очень сильно именно в том районе, реакция на вдох смеси была ужасной, собачкам Павлова мы дружно дали фору, выпустив из себя от ужасно кислого воздуха, от сгоревшего брикета в топке кочегарки, такое количество слюны, которой бы с успехом хватило бы размочить армейские сухари всего 1939 года высушки. Вот чем надо было собачек Павлова дрессировать перед принятием пищи, что те хилые лампочки против вони, от сгоревшего торфобрикета, так, детские забавы. Жаль Павлову не довелось дожить до наших дней, такой бы прорыв мог произойти в воспитании собак Павлова, а так, что, слюни пускали, но записывать действие газа на слюновые железы было некому, старшина, хоть и умел писать, да разве можно, что-то успеть записать на таких прыгах по мостовой. Затем машина резко тормознула, прижав нас к кабине, а после небольших манипуляций рулём и коробкой передач, на более низкой скорости повернула налево и понеслась прямо на проходную санбата. Потом долго крутила и вертела то вправо, то влево, пока окончательно не сбила нас с намеченного курса, явно догадавшись о наших планах на будущее и явно заметая следы неслась закоулками скорее всего мимо бани, далее мимо вещевых складов, мимо парка танкистов и где-то там выскочила прямо к воротам ДОСа и там заглохла. Путь к ДОСу нам не был известен до этого и только потом мы по памяти складывали мозаику пути, примеряясь, как кратчайшее добраться пешком с целью получения максимальной добычи пищи. Ворот въездных мы не увидели передом, увидели их только задов, после того, как старшина показал какие-то бумаги прапорщику, выскочившему по требованию дневального и машина, запустив хвостовик своего бендикса в зацеп с диском коленчатого вала, сделав соответствующую перегазовку, стала бочком, бочком, поткатывать к месту будующей загруски. Дверца кабины хлопнула после старшины роты ещё тогда, когда водила не закончил совершать свои манёвры, «Баста, сигайты хлопци до долу, прыйихалы», были первыми словами, сказанными старшиной роты, перед нашим десантированием из кузова авто. «А ну, постройилысь мыни по ранжиру, слухай мойю команду: у рот ничого нэ суваты, по карманам нэ пыхаты, зловлю, закатуйю! Усэ понятно? Воцэ дило, за роботу! Грузыть будемо усэ шо зможем выбыть на цём завалящем складе, вэзты и розгружать будемо у сэбэ, в свойому склади, вильно, разойдыця. Дай, щеж тэ, хлопчикы мойи, курыть тута строго воспрещается, бо сухая мука горыть як ото. той порох!» Ну, что всё понятно из инструктажа, ведь сказано чёрным по-русски, тащить в рот всё, что не успеют отнять, совать в карманы всё, что туда поместится, всё ясно, как божий день. Ну пожалуй можно и приступать, начали не помолясь (все комсомольцы, крестики в боковом кармане, на карман молиться грешно). Грузить дело не хитрое, главное, чтобы было что, а чтобы было что грузить, надобно поделиться, на подтаскивающих со стеллажей грузы и затаскивающих их в кузов. Ясное дело, что подтаскивать поставили тяжеловозов, а я остался с Христовым в кузове, на нас возлагалась не менее важная задача, чем тем, кто подтаскивал эти грузы, мы должны были на ходу, во время, подхватил, протащил по кузову аж до самой кабины, успеть прощупать упаковку, нащупать съедобную часть груза и приложив всё мастерство воровской науки, похитить в свои закрома родины, как можно большее количесво, но сделать это необходимо было на глазах у старшины роты и водилы, водила был для нас конечно много опаснее старшины, он мог всё это отнять себе во временное пользование прямо по прибытию на наш склад. Что же нам предстояло принять под погрузку, да вещи, самые обыкновенные в цивильной жизни, например белую муку, в мешках весом килограмм восемдясят, круглое печенье, мимо которого на гражданке пройдёшь и даже знать не будешь, что это тоже можно есть, и страшно от этого удивишься, коробки с кильками в томане, не говорите мне это слово, которое мне напоминает недавно съеденные мною с голодухи на даче, слово типа рыбы «бички», труху в Черноморском томате, коробки с консервами в масле и приятным названием «скумбрия в масле», банки концентратов, банки тушёнки без мяса, ящиков с пачками сахара рафинада и чего-то ещё, ну там разного вида масла, ещё чего-то невкусного. Красть я никогда как следует не умел, всё было чего-то стыдно, неправильное воспитание подводило собственный желудок под монастырь, ремень дважды опоясывал мой корпус, с одной стороны, не будет пузика, как сейчас, с другой стороны, кружка чая не помещялась в желудке, ограниченного таким объёмом, вот и думай, что лучше, конечно потешно я сейчас с пузиком выгляжу, но и тогда не мёд было. Спасибо Христову (фамилия подлинная, можете проверить), научил он меня тырить из ящиков. Самое главное пустить подольше мучной пыли в глаза старшине роты, приняв мешок с ударом его о кузов, старшина от такой дымовой завесы отскакивал и отплёвывался не менее семи, восьми минут, называя нас глистяками и ещё чем-то, в пыли естественно были и мы сами, пылью был забит аж до тента и сам кузов, карячилиь над мешком, изображая дикую муку перед взятием 80 кило на пупок, иначе и не получалось, ибо согнуты мы были в три погибели в этом крытом кузове, и вот в это самое время, когда один умирал с мешком, другой вросовывал руку между сложенных крылышек коробки с консервами и из-под самого низа вытаскивал в диких муках, первую и последующие банки консервов и концентратов, это была целая наука жульничества в армии. После подозрительных злоумышлений в наш адрес, старшина роты велел нам срочно меняться местами, заявив, что с такими дохляками он тут проторчит до морковкиной загвени, мы не поняли, что это бы значило, но то, что нам дали отставку, это мы усекли сразу, но оно и к лучшему, пора скинуть друзьям часть банок и печенья. Скинуть в тихую не удалось от водилы, по наглой лисьей роже, он понял, что мы уже под завязку наполнили пазухи, пришёл его час выходить на арену с предложением помощи нам, его помощь для нас, выразилась в отжатии всего самого вкусного, но мы от этого ничего не потеряли, а наоборот, только приобрели, ибо сказано, вор у вора отнять не может, он должен указать нам, какие ящики на этом складе таят в себе самую вкусность, на какие ящики мы должны обязательно обратить своё внимание. Спасобо, доброму вору, научил, просвятил и на путь истинный настроил. Только пыль пошла от нашей помощи, нет, не думайте, что сидит такой прыщ сейчас дома и сочиняет байки, а кладовщик в ответ с ДОСа скажет, что всё это «гон» чистой воды, нет мужики, всё правда, рванули мы под самым верхом огромный мешок с мукой, да как полетят клочки по закоулочкам из него, а был тот мешок давно лежащим на том складе, да так давно, что мыши успели в нём себе гнездо свить, размером с Австрию, завести себе детское потомство человек на десять, абсолютно голых и на детей похожих мышат. Как пыхнет мука и вверх и вниз из мешка, как завизжат в полёте молодые и старые мышки, да как гаркнет начальник склада на нас, уродов, которые посмели обнаружить подставу с порченой мукой, которые Гринписа не убоявшись, лишили заветного крова, съедобного гнезда мышиного, до самого вывода войск хватило бы тому мышиному воинству пропитания, даже по тем, заниженным армейским норам в один рубль (кто-то говорил, что даже не один рубль, а все 90 копеек, ужас, да как мы после этого до дембеля дожили). Вот это был номер, вот это вам везуха, и пока нам успели натолкать в одно место энное количество, не скажу чего, на складе успел подняться такой переполох, такой начался гвалт, в движение пришли все пассивно наблюдавшие до селе погрузку кладовшики, водила, старшина роты, прапорщик со склада, пыль от скачки солдат по мучной пыли за бедными мышатами, поднялась так высоко, Исландский вулкан 2010 года, узнав об этом, подумал бы о том, а стоит ли людей удивлять таким выбросом в небо, посплю ещё сотню, другую лет, а пока там, в Исландии думал вулкан, что делать, пока наши носились за животными, мы всей грудью навалились на ящики в поисках съедобного, тащили всё, что пролезало через отжатые края, совали в голенища сапог, вовали в ширинку, поближе к кальсонам, совали в рукава, что было помельче, дышали через раз, грабили, как могли, и как потом оказалось, грабили, лет на пять без права переписки. В такие моменты вспоминается худшее, народное «Хороши на мельнице мешочки, с белою, пшеничною мукой. Схватишь два мешочка, получишь три годочка, сразу жизнь покажется иной!» и так далее, в том же стиле. Чем не ротная песня, пестня мелких, ротных воришек. Вы сейчас спросите, а было ли стыдно? Неа, ни капельки, там было столько еды, что её можно было есть всей дивизией день и ночь, без объявления отбоя. Поел, уснул, проснулся, снова поел, как в том мультфильме про лягушат, где персонажи копировали наши мечты «Ну, что, поели? Ага, теперь поспим. Ну, что, поспали? Ага, теперь поедим!». Вместе с пойманными мышами, мы словили себе некоторое количество тумаков по почкам от кладовщиков, за всё и сразу, и за порванный мешок и за мышей, принадлежащих складу и состоящих там, на полном вещевом, и пищевом удовольствии, но! Но, вот, что странно, странно то, что чухнуться и прочерить наши нычки и свои ящики, тряхнуть нас кверху ногами, чтобы из чоботов посыпались на пол съедобные вкусности, непочатые ещё складскими мышами, вот этого не произошло, после погрузки порванного мешка, а прапор был неумолим, ваши порвали, вам и забирать, погрузку прекратили, нас запихнули обратно на мешки с мышиным царём, выпихнули под перемат со склада и довольные, клацнули щеколдами затворяемых ворот. На пути к нашему складу мы успели сожрать легко растворимое слюной, распихать по нычкам банки-склянки, перегрузить на тележки мешки и ящики то, что не удалось урасть и понадкусывать и бело-пыльно-уставшие удалиться в подвал своей роты с одной целью, скорее уголком бляхи ремня, заточенного о наждак, вспороть первую банку краденых консервов. Вскрывали ментом, жрали руками, вылизывали начисто, а вылизав начисто, мыли пустые банки и запихивали обратно в свои нательные схроны, чтобы затем их сбросить подальше от роты. Сделали всё правильно и правильно разделили краденное, вроде всё учли, ушли и от дедушки, и от бабушки, и волка, и других, только одно не учли, число воришек и к ним приближённых было около шести, а унитазов в роте, считая и первый, и второй этаж, всего четыре. Никто не забыт, ничто не забыто, золотые слова, мужики. Только и видели нас наперебой забивающие места в клозете наши сослуживцы, только и слышали они крики пощады, доносимые до них с обеих этажей. «Занято!», было нашим девизом, следующей пары дней, нас выворачивало наружу, лилось томатным соусом из всех щелей, мы съели меньше, чем поделились с унитазом, это был шок и трпет, несмываемый позор, проклятые мыши, никак от них всё получилось, не фиг было их хватать грязными руками, а потом пожирать сливочное чеченье, сдобривая всё это кильками в томатном соусе. А жрали-то без хлеба, говорил я, что надо было попробовать сначала через ПАХ пройти, ведь не послушали, а как бы дело могло пойти иначе!
Аскар: Не удивительно что в части с таким хранением продуктов ,кто то писал на форуме был "Гепатит" и дизинтерия
Владимир Мельников 3: Привет из, снова Германии, вчера ездили по пригороду Франкфурта-на-Майне, как на регулировании побывал, всё как в ГДР и дороги и дома, на перекрёстке постоял, только без жезла, а жаль, такая ностальгия вернулась....
полная версия страницы